Княгиня с удовольствием разглядывала дочь и говорила про себя, без тени зависти: «Я никогда не была такой красавицей, даже в юности!» Она перебирала драгоценности, раздумывая, какое ожерелье надеть, когда вошедшая горничная доложила, что некая дама просит ее принять.

– Я сейчас никого не принимаю, – отрезала княгиня.

– Так я ей и сказала, ваша светлость… Но эта особа уверяет, что пришла по очень важному делу, касающемуся вас лично…

– Вот как? – недовольно поморщилась Ольга Григорьевна и, подумав секунду, кивнула: – Хорошо, пусть войдет на минуту.

– Спасибо за жемчуг, маменька! – Татьяна поцеловала ее в щеку и выпорхнула в дверь, едва не столкнувшись с незнакомкой, входившей в комнату. Та смерила девушку неприлично пристальным взглядом и так мерзко усмехнулась, что Татьяна невольно вздрогнула и, перестав улыбаться, с недоумением на нее оглянулась.

– Я вас не припоминаю, – сухо заметила Ольга Григорьевна, когда непрошеная гостья остановилась перед ее креслом.

– Августа Гейндрих, к вашим услугам, – сладко улыбаясь, отрекомендовалась незнакомка.

Княгиня впервые слышала это имя, и так как оно было немецкое, решила, что женщина явилась с поручением или счетом из какого-нибудь модного магазина. Впрочем, для приказчицы она была слишком хороша собой и модно одета. Прическа, платье, перчатки – все было вполне прилично, и все же гостья производила неприятное впечатление. Ольга вдруг поняла, что не может смотреть незнакомке в глаза – блестящие, наглые, как будто насмешливые.

– Вы из магазина? – не выдержав, спросила она, так как та упорно молчала и никаких счетов из ридикюля не извлекала.

– О, нет, я по личному делу. По весьма важному и весьма личному, – бойко ответила та и многозначительно посмотрела на двух служанок, убиравших платья княгини в шкаф.

– Оставьте нас на минуту! – приказала княгиня, все более тревожась. Как только служанки удалились, она, пытаясь скрыть нарастающее волнение, обратилась к Августе Гейндрих: – Я вас слушаю, но будьте кратки.

– Попытаюсь, хотя краткость не всегда уместна… Это касается вашей семьи… – начала женщина, но тут ее слегка пошатнуло. Она прикрыла веки и слабым голосом произнесла: – Разрешите мне присесть, ваша светлость. Я больна и к тому же два дня ничего не ела. Боюсь упасть в обморок.

– Садитесь. – Шокированная Ольга Григорьевна указала ей на стул.

– Вы так добры… – Удобно усевшись, Августа Гейндрих прерывисто вздохнула: – Я вынуждена открыть вам тайну, которую вот уже много лет бережет князь, ваш супруг.

– Вы знакомы с ним? – нахмурилась княгиня.

– Была когда-то знакома, очень давно и очень недолго… Шестнадцать лет назад, как раз в ту пору, когда вы, ваша светлость, родили дочку. Ваш супруг места себе не находил от тревоги, ведь ребенок был так слаб, чуть жив, да и вы пролежали в опасной горячке несколько дней… К счастью, вы поправились, да и новорожденной девочке внезапно стало лучше… – Она сделала паузу, чтобы проверить реакцию княгини.

– Это все не тайна. – Ольга Григорьевна отчего-то почувствовала сильное сердцебиение, хотя незнакомка говорила о вещах, ей известных.

– На первый взгляд, нет… – покладисто согласилась Августа Гейндрих, и в ее зеленых глазах вспыхнул дьявольский огонек. – Но все же тут есть кое-что, чего вы не знаете, ваша светлость… Ваша дочь тогда умерла…

– Вы сумасшедшая?! – воскликнула княгиня. Кровь отхлынула от ее лица, она сделалась мертвенно бледной. Если бы женщина не сидела в этот миг в кресле, ноги не удержали бы ее обмякшего тела.

– Да, это страшная правда, и в нее нелегко поверить, – сочувственно вздохнула женщина. – Но я могу поклясться на Библии, что сама увезла вашу дочь мертвой из вашего особняка, похоронила ее и своими руками поставила над ее могилкой крест.