– Как тебя зовут?

– Кир, – тихо ответил он. Голос был низким, с хрипотцой.

– Тебе надо лежать. Ты потерял много крови. Вот, выпей, – протянула ему млечный сок, – поможет восстановить силы.

Он посмотрел и мотнул головой:

– Это яд.

– Нет, – я сделала глоток и снова протянула ему.

Он осторожно глотнул, удивлённо причмокнул и осушил всё до дна.

– Хорошо, сейчас нам надо идти. Завтра я вернусь, принесу еды и воды.

– Кто вы? – Он рассматривал нас, крутя головой.

– Наше племя живёт недалеко, – ответила за меня Кея, – ты туда не ходи.

Кир понятливо кивнул. Собравшись с силами, попытался встать и тут же со стоном опустился назад.

– Ты меня слышишь? – рассердилась я, – тебе надо лежать. Мы поможем, принесём пищу. Когда выздоровеешь, уйдёшь.

Обречённо скользнув по нам взглядом, Кир вздохнул и прикрыл глаза.

– Мы вернёмся завтра. Вот вода, – придвинула туесок ближе.

Выбравшись из укрытия, поспешили в деревню. Наше отсутствие уже наверняка заметили.

– Ты странная, – сказала Кея, – всех спасаешь.

– Разве это плохо?

Она пожала плечами:

– Кто-то живёт, кто-то умирает. Так было всегда.

– Значит, пришло время менять правила.

Вечером в деревне был пир. Ящера разделали, и, когда мы вернулись, аромат жареного мяса уже плыл над селением.

На больших деревянных тарелках разложили кусочки огуречных плодов, ягоды гинкго и остальные фрукты. Скоро начали передавать исходящие ароматным соком, шипящие, поджаренные куски мяса. Ярко горел костёр, сегодня на него не пожалели дров. Дая, как матриарх, сидела на почётном месте. Мы же примостились сбоку от костра, удобно устроившись на небольшом бревне, будто на скамейке.

Скоро все насытились. Солнце уже скрылось за горизонтом, и ночь, как щедрый сеятель, густо разбросала на небе зёрна ярких звёзд. Кто-то с другого края затянул грустную песню. Впервые я слышала, чтобы здесь пели. Напев подхватили и остальные женщины селения, скоро над шатрами поплыли девичьи голоса. Слов было не разобрать, но несложно догадаться, что сетовали они на свою горькую судьбу, что заставила покинуть родные земли, близких людей и привела в скорбную деревушку, где женщины доживали свой век.

У Юны, сидевшей рядом со мной, блестели на глазах слёзы. Даже гордая Кея, пригорюнилась, опустив голову и задумавшись о чём-то своём. Я тронула её за плечо:

– О чём все поют? Не могу понять.

– О том, – подняла она голову, – что на свете женщине уготована страшная доля. Мы не живём. Рожаем детей, отдаём их племени. Пытаемся угодить мужу, чтобы не оказаться изгнанной в джунгли. И как бы мы ни старались, когда приходит старость, многие остаются одни, и только единицам из них удаётся добраться сюда.

– Племя живёт здесь уже давно?

Кея пристально посмотрела на меня, в её глазах плясали отблески костра:

– Маленькой, я считала, что это страшные истории, которые рассказывают нам, чтобы дети были послушными. А когда подросла…

Она вдруг замолчала, отдавшись воспоминаниям. По лицу пробежала нервная судорога.

– Я была очень красивой когда-то, – голос Кеи звучал глухо, глаза смотрели в пустоту, – вождь племени избрал меня в жёны. Большая честь. Только перед этим он выгнал свою старую жену, и та прокляла меня. Мне не хотелось быть его женщиной. Старик вонял, как тухлое мясо, его кожа была покрыта бородавками, а из глаз и носа постоянно текло.

– Почему же вместо него не выбрали другого вождя? – перебила я.

– У него было много сыновей, которые защищали отца. В ночь, когда меня должны были отвести к нему, попыталась сбежать. Поймали мои же братья, избили, но так, чтобы не оставить синяков на лице. Я не боялась джунглей, старик пугал больше. Все слышали, как по ночам из шатра раздавались крики его жены. После пира, устроенного вождём, мы остались наедине. И каждую ночь я мечтала только о том, чтобы умереть быстрее, чем наступит рассвет, – Кея приподняла набедренную повязку, нежная кожа внутренней поверхности бёдер была вся изуродована шрамами и ожогами, – на моё счастье, забеременеть не получалось. Через несколько месяцев вождю привели новую жену. Совсем юную девушку. А меня изгнали. И это было счастьем. Долго мне пришлось добираться сюда, плутая по джунглям. Никто в племенах точно не знает, где находится наша деревня. Отсюда не возвращаются. Даже людоеды приходят на наш порог редко, только, когда больше жрать нечего. Нас считают порченными даже они.