– Ты что там застряла? Успеешь еще на небо налюбоваться, – ворчит старушка.

Я вздыхаю и снова следую за ней. Сейчас мягкий ковер из травы и опавших листьев приятно холодит исколотые ветками стопы. Интересно, здесь есть что-то более подходящее для ходьбы по пересеченной местности?

Краям поляны окантованы темными кронами деревьев, тихо шелестят ветви, изредка из чащи доносится отзывающийся эхом крик какой-то птицы.

– Разуешься на крыльце, нечего мне в дом грязь нести, – старушка окидывает меня с ног до головы своими мерцающими глазами. – Одежда тоже грязнющая, ну да ладно. Сама потом все вымывать будешь.

Я? Поистине сказочная гостеприимность. А вообще, если быть честной, все происходящее действительно напоминает сказку. Только пока что страшную.

Старушка поднимается на крыльцо маленького деревянного домика. Он выглядит старым и обветшалым, с перекошенными бревенчатыми стенами и покосившейся крышей. Через косые окна пробивается слабый свет изнутри, отбрасывая причудливые тени на деревья вокруг. Над домом клубится таинственный дымок из трубы.

Ну чем не жилище Бабы Яги. И что мне теперь? Просить напоить, накормить, в баньке попарить и спать уложить?

Я скидываю туфли, ступая босыми ногами на деревянный пол сеней. Доски гладкие, отполированные временем, чуть слышно поскрипывают под ногами.

– Иди умойся, – старушка кивает на лохань в углу большой комнаты, служащей и кухней, и столовой, и, похоже, спальней. – Руки только смотри, с золой помой. Да за стол давай. Хоть чаю перед сном выпьешь.

Внутри было хоть и бедно, но чисто. Простая деревянная мебель, большая печь, стол, пара лавок да сундук. Ну и лохань с прохладной водой, которую я с удовольствием плещу себе в лицо.

Надеюсь, что хоть что-то в голове прояснится, но, кажется, нет. Только жжение на коже: все лицо и руки покрывают мелкие и крупные царапины. И это я еще ноги не смотрела…

Ночь кажется бесконечным бегом. Просто марафоном какого-то абсурда.

– Садись, самовар уже готов, – старушка кивает на лавку, и я решаю не спорить.

Ноги гудят, слабость во всем теле такая, что каждое движение дается путем невероятных усилий.

– Да садись уже, хватит смотреть на меня испуганным зайцем, – она суетится и выставляет на стол две чашки чая с клубящимся над ним паром. – Не враг я тебе. Можно сказать, единственный друг, так что не бойся.

Легко сказать. Я сажусь на краешек лавки и сжимаю пальцами платье.

Света от лучины хоть и мало, но все больше, чем на улице. Поэтому теперь я могу лучше рассмотреть старушку. Льняная серая рубаха, темный сарафан, перевязанный под грудью, шаль, которую она сняла с головы, на плечах. Толстая седая коса уложена вокруг головы, как корона.

Помнится, у меня бабушка так ходила. Она до своих последних дней оставалась верна “старой” моде. Как же я по ней скучаю…

– Ну что, задавай свои вопросы, – старушка садится на вторую лавку, напротив меня и обхватывает крючковатыми пальцами чашку.

“Ку-ку”, – раздается на стене так, что я подскакиваю: я не заметила большие деревянные часы с кукушкой в самом дальнем углу.

– Да помолчите вы, сама знаю, – огрызается на часы старушка, а потом спрашивает: – Все еще не веришь?

Пожимаю плечами. Я уже не знаю, что думать и во что верить. Еще утром я собиралась стать счастливой женой Владика, потом меня хотели убить, а сейчас сижу в избушке со старушкой, которая сказала, что…

– Вы меня искали? Где? В лесу? Вы знали, что я заблудилась?

– О, все-таки включаешь голову, это хорошо, – довольно улыбается старушка. – Везде я тебя искала. В нашем мире и в межмирье. Только кто ж знал, что ты сразу в такой переплет угодишь.