Он дрожит и дробится.

Он – моя жертва тебе».

(Из блокнота Анны)

Ночь за окном плавилась в свете старого фонаря. Сигаретный дым плавал по кухне. Марина закрывала форточку, и становилось душно, открывала – и начинала мерзнуть. Она понимала, что мерзнет, только замечая, как сильно ее трясет.

Некоторое время Марина разглядывала страницу Максима в соцсети. Фотографии бесконечных европейских пряничных городов, пальм и слонов, грязных вод Ганга и прозрачно-голубых озер где-то на краю света, живописных коряг, линялых палаток, трейлеров, чьих-то собак.

Были и фотографии женщин – загорелых, длинноногих, с татуировками на тонких руках и длинными ресницами. Каждая из них – младше Марины лет на десять минимум. В последний раз Анин отец заходил на эту страницу месяц назад, но вот уж о ком Марина точно не стала бы беспокоиться. В последние годы Максим окончательно перешел на фриланс (в чем именно, собственно говоря, заключался этот фриланс, сказать было трудно). Когда они с Мариной общались в прошлый раз пару лет назад, он уже почти год жил на Шри-Ланке, но, судя по фото, многое с тех пор изменилось.

Аня общалась с отцом. Переписывалась. Марина всегда думала, что нечасто, но теперь, скролля страницу вверх-вниз, вдруг поняла, что не может быть в этом уверена. Они могли созваниваться по телефону или скайпу. Могли видеться здесь, после Аниных уроков – или вместо уроков, – если Максим приезжал домой. Могли ли они делать это в секрете от нее после того, как они с Максимом окончательно рассорились?

Приходилось признать: могли.

Она достала из пачки очередную сигарету, щелкнула зажигалкой. Могло ли вообще между ней и Максимом все сложиться по-другому? В какой момент была допущена та самая ошибка, после которой ничего уже было не поправить?

Ей вдруг захотелось вспомнить – как будто это могло помочь.

Марина и Максим познакомились на даче у общих друзей. Она приехала туда вскоре после выпускного, и не одна – с молодым человеком, знакомым Лизы. Впоследствии безо всякой рисовки она не могла вспомнить, как его звали, хотя встречалась с ним (скрывая это от матери) уже несколько недель – срок длиною в маленькую жизнь для семнадцатилетней девчонки.

Когда Марина увидела Максима впервые, последний солнечный луч уходящего дня упал ему на лицо сквозь маленькое чердачное окошко – на чердак они забрались по шаткой лесенке небольшой компанией. По кругу ходила бутылка дешевого вина, разговор тек о высоких материях. Это был один из тех разговоров, которые кажутся в моменте незабываемыми, но не оставляют после себя ничего, кроме блаженного чувства свершившегося впустую таинства.

С того самого взгляда, брошенного на Максима, Марина больше ничего не слышала. Пальцы перебирали волосы молодого человека, чья голова лежала у нее на коленях, но взглядом она была с Максимом – внутри Максима. Он смотрел на нее в ответ – внимательно, серьезно, изумленно, и в тот миг, отуманенная вином и теплом, она вдруг почувствовала, что он видит ее всю так, как не видел никто другой никогда. В этом ощущении было смутное предчувствие близкой катастрофы.

Уже тогда Марина твердо знала, что этому человеку суждено сыграть значимую роль в ее жизни, и отчего-то была уверена, что роль эта будет прекрасной. Сердце сладко сжималось от предчувствия счастья, когда он улыбался ей. Это была любовь с первого взгляда – как еще можно было объяснить это чувство внезапного родства?

Теперь, годы спустя, Марина с легкостью нашла бы простое и понятное объяснение тому, что так быстро возникло тогда между ними (было ли это чувство обоюдным или она сама сложила взаимность из услужливо предоставленных ей красивых слов?), если бы захотела. Смешно – но она не хотела, несмотря на Аню, несмотря на то, что случилось потом.