– Честь имею!

– Честь имею. Да, и еще, Аркадий Францевич, я бы настоятельно рекомендовал, чтобы в вашем ведомстве посерьезнее относились к такому понятию, как служебная тайна. И чтобы репортеры бульварных изданий не узнавали о столь громких «находках» раньше нас с вами.

На том и расстались.

Редакция «Московского листка» располагалась недалеко от Кремля, в приметном трехэтажном строении с двумя флигелями и ажурной оградой. Когда-то старинный особняк был вотчиной древнего рода Голицыных. Но наступили новые времена. И в самом начале царствования Александра Третьего, Царя-Миротворца, дом выкупил бывший трактирщик по фамилии Пастухов.

Предприниматель от бога, он наладил здесь выпуск первого и, пожалуй, самого популярного у москвичей бульварного издания. А когда скончался, в 1911 году, руководство газетой естественным образом перешло к его наследникам и ученикам – журналистам с непримечательными фамилиями Иванов и Смирнов.

Но если при отце-основателе газета разлеталась как горячие пирожки, то при последователях Пастухова издание стало потихоньку захиревать. Новые управленцы из прежних порядков оставили лишь скорость производства новостей. И главным образом это касалось последнего столбца с рубрикой «Происшествiя». А ответственным за убийства, самоубийства и другие печальные недоразумения был не кто иной, как Григорий Казимирович Кисловский, что стоял перед своим редактором и потирал свежий фонарь под глазом.

– Репортер должен знать обо всем, что творится в его городе! – кричал на него Иванов. – Не прозевать ни одного сенсационного убийства, ни одного большого пожара, ни одного крушения поезда!

– Да, Федор Константинович! – отвечал Кисловский.

– Не «да, Федор Константинович», а меня интересует подробнейшее описание всех происшествий, которые случились либо даже только могли случиться… А что ты мне пишешь? – редактор схватил со стола свежий номер. – За Дорогомиловской заставой на землях крестьян деревни Фили уже значительное время производится свалка мусора в глубоком овраге… Это не новость!

– Согласен, Федор Константинович!

– А на днях один из тех, кто оставался в том же овраге на ночлег, был завален горой мусора насмерть. Кто этот «один из тех»? Сколько их было всего? Какого размера была гора дерьма, которой их придавило? И какой лопатой их откапывали: шанцевой или штыковой? Если не знаешь, так придумай! В статье не должно оставаться никаких недосказанностей! Стоит вас оставить ненадолго, так сразу: кот из дома – мыши в пляс.

– Исправимся, Федор Константинович!

– И вот еще. Ты пишешь: зрелище оттуда открывалось совершенно жуткое, отвратное и богомерзкое. Значит, ты там был?

– Определенно, был!

– А где тогда фотографические карточки с места происшествия?

– Господа из охранки забрали фотографический аппарат.

– И ты так спокойно мне об этом рассказываешь?

– Можно обратиться в полицию!

– Не фиглярствуй, умник! Ты нас всех под статью подвести хочешь?

– Никак нет, Федор Константинович!

– Тогда помалкивай! Еще хочу подробностей и про откормленных крыс, и про тело несчастного босяка. Поговори с крестьянами, сходи в канцелярию градоначальства, к Кошко, в охранку, куда хочешь. Придумай, наконец!

Редактор настолько утомился ругаться, что аж взмок. Но, промокнув лысину платочком, продолжил:

– Да, и еще… Что там с Двуреченским, тем, из полиции? И с Ратмановым – героем, предотвратившим цареубийство?

– Они пропали, – пожал плечами Кисловский.

– Куда пропали? Как пропали? А ты куда смотрел?! Ты ж подле Ратманова всю дорогу крутился?