– Сидим не дергаемся, ждем рассвета. Вы с Иваном на всякий случай держите люк в потолке под прицелом. И слушаем. Стараемся понять, сколько их.

– А если увижу кого в окошко? Стрельнуть можно? – По голосу Ракитина непонятно было, нервничает он или нет. Простуженный, еще и в нос говорит.

– Увидишь – стреляй. Если будешь уверен, что попадешь в голову. И вот еще что: оденьтесь все, рюкзаки под рукой держите, чтобы в случае необходимости не искать их впопыхах. Но по очереди, по очереди.

Печь с вечера протопили хорошо, и помещение выстудиться не успело. «Но пусть уж лучше будет жарко, чем внезапно оказаться на морозе в одном свитере», – рассуждал Глеб.

В темноте слышалось шуршание одежды. Наконец все стихло.

«Пора и мне», – решил он.

Перекладывая пистолет из одной руки в другую, Глеб натянул на себя парку, напряженно вслушиваясь в звуки снаружи. По-прежнему было темно, лишь слабо светилась зеленым тритиевая точка на мушке пистолета. И тихо. Хотя нет, кое-какие звуки все же раздавались. Шорохи и поскребывание, словно где-то рядом действительно возились мыши. Но, судя по всему, эти мышки таких размеров, что за один укус вполне смогут руку оттяпать. Или даже ногу в лодыжке.

– Может, перекусим, пока суд да дело? – предложил вечно голодный Ваксин. – Опасаюсь, что, когда рассветет, совсем не до этого будет.

– Можно, – согласился Чужинов. – Только ты в парилке на полке все приготовь. И свечу не забудь прикрыть так, чтобы света по минимуму было, только-только, лишь бы мимо рта не пронести.

– Это мы что-нибудь придумаем, – сразу же повеселел тот.

– Глеб, подойди, – окликнул занявший место у узкого, похожего на бойницу окна Поликарпов.

Семен уже успел извлечь из него стекло. Береги тепло не береги – надолго не хватит, а сквозь запотевшее стекло ничего не увидишь.

– Слышишь? – спросил он, когда тот приблизился.

Глеб прислушался. Звуки доносились из-за полусгоревшего сарая. Именно там, где земля оттаяла от близкого пожара, они и похоронили тело, которое им удалось обнаружить. А это значит, кто-то раскапывал могилу.

– Что там у вас? – поинтересовался Ракитин.

Послышались его шаги, следом загрохотала опрокинутая лавка, зазвенело упавшее с нее пустое ведро.

– Следопыт, чтоб тебя! – выругался Семен.

– Да не видно же ни хрена! – начал оправдываться тот. Затем пожаловался: – Больно, черт, голенью приложился.

– Лучше бы головой, – прошипел Поликарпов. – Глядишь, и помогло бы: дурь из нее вышла.

– Да я… – снова начал Ракитин.

Но Глеб прервал обоих:

– Тихо!

Послышался ему шорох под самым окном, но ручаться он не стал бы.

– Чувствуешь что-нибудь, Глеб? – спросил у него Поликарпов.

– Нет.

Была у Чужинова одна особенность: когда твари оказывались неподалеку, у него начинало давить в висках. Почему так происходило, он не знал. Да и никто не знал, хотя этой способностью обладал далеко не он один. Версии ходили разные, но все они не заслуживали большого доверия. Сам же Чужинов склонялся к мысли, что твари, которые из-за строения гортани не способны издавать звуки, все же каким-то образом могли между собой переговариваться. Вот на эти неразличимые для человеческого уха переговоры его височные доли и реагировали. Доказательством такого предположения служило хотя бы то, что на одну тварь его виски никак не отзывались. Но тем не менее факт оставался фактом: его реакция иногда здорово ему помогала. Плохо, что срабатывало это далеко не всегда.

Из приоткрытой двери парной, откуда пробивался слабый свет, вкусно запахло салом с чесноком. Это Ваксин готовил на всех бутерброды.