– Ох, Осьмуха… ну, сказанул! – Корней в очередной раз утерся рукавом рубахи. – Федька, стареем, что ли, что о таком способе забыли?

– Да помню я… Кирюш… помню, только не с того боку заходил…

– Любо!!! – словно на сходке разбойной ватаги трубно возгласил Алексей.

– Хи-хи-хи… Еще б не любо! – отозвался со своего края стола Осьма.

В горницу степенно вплыла Листвяна, любопытно зыркнула по улыбающимся лицам и пропела елейным голосом:

– Корней Агеич, обед готов, прикажешь подавать?

– Подавай! – распорядился воевода. – И бражки вели… умеренно, для аппетита.

– Уф-ф, – Корней сыто отвалился от стола и оглядел подобревшими глазами сотрапезников. – Так на чем мы там остановились?

За едой о делах не говорили – во-первых, рты были заняты, во-вторых, в горнице все время крутились девки, подававшие и убиравшие со стола, а около двери, сложив руки под грудью, торчала Листвяна, безмолвно, одними движениями бровей или легким поворотом головы управляя прислугой.

– На том, чтобы всякообразно! – напомнил Осьма, ковыряя в зубах.

– Цыц, Осьмуха, кончились шуточки! – совсем не строгим голосом, пресек легкомыслие Корней.

– Тогда на Михайле, – исправился Осьма, – разговор был о том, что он прямо как богатырь Святогор и святой подвижник. А потом боярин Федор у Алексея спросил, что тот про Михайлу думает, ну тут и поехало…

– Поехало! Кхе! С вами доездишься… У нас какая забота нынче наперед вылезла? Журавль! Нам что решить надобно? Можно ли с собой в поход отроков брать и будет ли от них польза! Причем тут Михайла?

– Да нет, Кирюша, просто интересно стало… Разговоров-то много всяких, да и живут твои отроки отдельно, без твоего пригляда…

– Это что ж, по-твоему, я не знаю, что в МОЕЙ Воинской школе творится? – мгновенно отреагировал Корней. – Все! Зарубите себе на носу: все, что там делается, делается с моего одобрения… Кхе! Или мной не одобряется и тогда следует наказание! И без разницы, будь то Михайла, будь то наставники или вот он! – Коней ткнул указательным пальцем в сторону Алексея.

– Однако же самовольство Михайла допустил, – уперся Федор, – от наследства отказался, попа обидел, ты же сам говорил, Кирюш, а наказания-то пока не последовало!

– Кхе… Думаешь, уел, Федька? А вот и нет! Тут дело не только в Михайле – они все там, без постоянного пригляда, воли много себе взяли. Тут не наказание требуется, а окорот, чтобы поняли, что без старших все равно им не прожить, чтобы не обижались или боялись, а задумались!

– Да понимают они это, батюшка… – попытался защитить всех отроков разом Алексей.

– Молчал бы уж… сам тоже хорош… – Корней слегка помялся, пытаясь с ходу припомнить за Алексеем какой-либо грешок «в тему», но ничего не припомнил и отделался общим замечанием, – сам знаешь!

Алексей спорить не стал, а Корней, победно оглядев аудиторию, подвел итог предыдущему разговору:

– Все! На этом болтовню заканчиваем и возвращаемся к делу. Кхе… на чем мы остановились?

– Ну, мы столько раз останавливались, – отозвался Осьма, – что даже и не знаю…

– Зато я знаю, балаболки… столько всякого натрепать… Кхе! Напоминаю: решили мы идти за болото и, по прикидкам, на наши неполные полторы сотни Журавль может выставить сотни две – две с половиной. Это – сразу, а если дадим ему время собраться, то и вообще неизвестно сколько. Была б у меня сотня времен Палицкой сечи, я и не задумался бы – справились бы, даже и сомнений никаких нет, но… Кхе! Ратнинская сотня нынче не та, что была, потому и приходится брать с собой и дармоедов с Княжьего погоста, и мальчишек из Младшей стражи. Так, Леха, об этом речь шла?