– Думаю я, никакой он не купец.

– А кто? – выпучил глаза Улан-мэрген.

– Тебе что за дело? – срезала его смолянка. – Езжай себе да помалкивай!

Ордынец надулся, как сыч, и отвернулся.

– Не похож он на купца, – продолжала Василиса. – Вы сами заметили, как орет на свиту. Купец не позволит себе так на охранников шуметь. А вот князь… или кто у них там в Венгерском королевстве? Боярин? Воевода?

– Воевода – это в Валахии… – неуверенно произнес Мал. – Или в Молдавии. А у мадьяр, кажись, жупаны…

– Да и леший с ним! – отмахнулась девица. – Он на них орет, а они молчат! А сам он как выступает, видели? Ну, самое малое, князь удельный. Где вы видели купца такого значительного да настолько себе цену знающего? А?

Никита пожал плечами. Он и незначительных, раболепных купцов не видал. Те, с которыми ехал на Смоленск, были самыми обычными людьми – в меру хитрыми, в меру прижимистыми, в меру честными.

– А если он не купец, то что тут делает? – Парень посмотрел в спину малость приутихшего, но продолжающего возмущаться Андраша. – Кому подарок везет? Если это, конечно, подарок и ты не ошибаешься…

– Думать надо… – Василиса будто и не заметила его намека. Она была уверена в собственной правоте. – Если он, в самом деле, из Венгерского королевства, то может быть посланцем Карла Роберта…

– Откуда ты все знаешь? – прищурился Никита.

– Не твое дело! Знаю, и все!

– Оно, может быть, и не мое… Только что ты за птица? Все знаешь. Всех князей поименно. И королей тоже…

– Я? – возмутилась Василиса. – Да я, если хочешь знать… – И осеклась на полуслове. – Не твое это дело.

– Ну вот. Опять не мое дело. Раз не мое, то нечего и разговоры разводить!

– Ой, не очень-то и хотелось! – Девушка вскинула подбородок.

Стукнув каблуками коня, она быстро нагнала Андраша и пристроилась с ним рядом. Мадьяр тут же прекратил ругаться, отвесил изысканный поклон. «В самом деле, – подумалось Никите. – Купец так не смог бы. Не та выучка. Неужели их попутчик – знатный боярин. Или нет, как там правильно. Жупан? Смешное название…»

– Ты, паря, не обижайся на нее, – подал голос Мал. – Балованная она…

«С чего бы это старик вздумал сочувствовать?»

– С детства никого не слушалась. А как она воеводу Илью Приснославича изводила…

– Это который Лют?

– Он самый. Только он с другими лют. А с нею тает, словно кусок масла на солнце. Виданное дело – девке позволять в разъезды с дружинниками скакать?

– А как же ее родители отпускали? И почему Илья им пожаловаться не мог?

– Родители… – вздохнул смоленский дружинник. – Матери у нее давно нет. Преставилась еще в год, когда под Дорогобуж князь Александр ходил. А отец… Нет, ты лучше не расспрашивай меня, а то сболтну лишку по-стариковски. Лучше не надо. – Мал даже затряс стриженной «под горшок» головой, будто стараясь отогнать искушение.

Никита пожал плечами:

– Нет так нет. Выпытывать против воли ничего не хочу. Когда решите, что пора, сами все расскажете. Только уж и вы не выпытывайте у меня ничего. Все равно не скажу.

Так они замолчали до самого Витебска.

Уже заприметив в неясном лунном свете громаду крепостной стены, парень подумал, что в город их, конечно же, не пустят. Кто это станет ворота ночью открывать? Да и зачем, если задуматься? Постоялых дворов и в посаде должно хватать. И дешевле там…

Он оказался неправ.

Ворота до сих пор держали нараспашку. Да не одну половинку, а обе створки, чтобы болок и сани с товарами проехать могли. Рядом с недовольными стражниками стояли двое мадьяр в коротких полушубках и барашковых шапках. Удерживая ладони на рукоятках кривых сабель, они низко поклонились Андрашу и отступили с дороги, пропуская обоз в город. Никита успел заметить, как в руки седоватого стражника – должно быть старшего над витебчанами – перекочевал округлый мешочек. Понятно, что ради одного только почтения к чужестранному гостю никто не стал бы нарываться на разнос от местного князя или воевод. А за хорошую мзду и пострадать можно. Даже потерпеть, если суровый командир вздумает по шее накостылять.