Мирон характерно цокает на какую-то новость, сказанную по радио.

Или говорили, но я просто не знаю об этом?

4. Глава 4

Антон

— Вот человек, — подвожу к начальнику подозреваемого и кладу на стол документ, — вот чистосердечное. Дело закрыто. Теперь отпустите?

— Это как это..? — подозрительно хмурится Носов и переводит взгляд с меня на подозреваемого. — Гражданин Филиппенко, вы же ещё вчера свою вину отрицали?

— Осознал, одумался, решил сотрудничать со следствием, — отчиканивает строго по списку Филиппенко и оборачивается на меня в поисках одобрения. Ну не дурак ли?

— А на вас не было оказано никакое давление? — выказывает сомнение Носов, подтягивая к себе бумагу с признанием вины.

— Нет. Никакого, — отвечает Филиппенко.

Носов читает бумагу, поочерёдно смотрит то на меня, то на чистосердечно сознавшегося. Всё он, конечно, понимает, но доказательств не найдёт. Да и какая разница, если Филиппенко действительно виновен, и дело можно закрыть, а не висяком оставить.

Носов делает нужные распоряжения, и Филиппенко уводят куда ему следует. А я остаюсь на месте. Мне от помещика Носова позарез вольная нужна.

— Очень тебе в отпуск хочется, Лебедев, — заключает начальник.

— Не просто хочется, мне надо.

— Нда, говорили мне, что с тобой просто не будет, а я не верил. Думал, ты серьёзный парень. Боксёр! Чемпион там даже какой-то.

— Абсолютный.

— Что?

— Неважно, вы в отпуск отпустите?

— Как ты из Филиппенко признание выбил?

— Исключительно умом и хитростью.

Про небольшое количество угроз в довесок решаю промолчать.

— И следов побоев экспертиза на его теле не обнаружит?

— Никаких.

— Проверим, — хмуро говорит Носов и машет мне рукой.

Мол, свободен.

Даже не трогаюсь с места.

Пару секунд игры в гляделки и до Носова доходит, что такой «не ответ» меня не устраивает. А человек я упрямый и связи у меня хорошие. Очень хорошие, на пару голов его выше, и Носов это знает. А вот то, что я своими связями не воспользуюсь, чтобы кому-то карьеру подпортить, он не знает. В данный момент мне это на руку.

Начальник с благодушным лицом откидывается в своём кресле, видимо решив не создавать рискованный конфликт на ровном месте.

— Ладно, — говорит, — если ничего нет, и подопечный твой продолжит нести то же, что и сегодня — будет тебе отпуск.

Поддавки с сохранением лица. Сойдёт.

Благодарю начальника за мудрое решение и выхожу.

Филиппенко, конечно, моими угрозами замотивирован, да и бумагу уже подписал, заднюю вряд ли включать будет. Но люди порой непредсказуемы, и мне совсем не нравится, что от слов какого-то дегенерата ставится в зависимость мой отпуск.

Не хотелось бы с работы уходить, она мне нравится. Но одна стерва, что намылилась замуж этой осенью, нравится больше. Стабильность ей ещё подавай. На Филиппенко надо будет ещё надавить для стабильности.

А пока звоню Полине. Милый голосок радостно приветствует меня. Вот что мне нравится в Полине — она всегда в хорошем настроении.

— Докладывай, Штирлиц, — говорю.

— Билеты забронировала, номер в отеле выбила через стенку. Очень повезло, что менеджер мой хороший друг.

— Отлично, всегда знал, что ты умеешь дружить с хорошими людьми.

— Умею. Особенно с полезными и богатыми. Ты, если что, из этой категории выбыл, когда ушёл из бокса.

Кто бы знал, как я этому рад. Особенно после того, как наши отношения неожиданно перешли в горизонтальную плоскость. Как-то спокойнее, когда твой друг, что иногда помогает снять сексуальное напряжение, считает тебя недостаточно перспективным, чтобы тащить в ЗАГС.

— Видела её? — спрашиваю собственно то, зачем звонил.