— Подожди, дай отдышаться…

— Вор, подрезавший твою сумочку, не будет ждать, когда ты надышишься, да и жирок с пуза сам не уйдёт, опять вчера на ночь эклеры трескала?

— Лебедев, ну ты засранец! Вот и помогай тебе после этого.

— Или почаще называй уродский булыжник красивым, помощница.

— Ах, вон оно что! Красивое Викино кольцо его задело!

— Красивое кольцо я ей дарил, а это вульгарное безобразие на полпальца просто «смотри как ты мне дорога». Проще было бирку с ценником на палец надеть, и то менее безвкусно бы смотрелась.

— Эй, как тебя зацепило-то. Сорвал бы с пальца вместе с ключами от машины, что терялся? — подружка моей бывшей жены, самодовольно улыбаясь, присаживается на маты. Жадно впивается в бутылку с водой.

— Сорву ещё, рано пока.

Присаживаюсь рядом. Отбираю у неё бутылку. Делаю глоток. Вообще, я не разрешал ей пить. Закрываю крышку и отставляю бутылку в противоположную от неё сторону.

— Лебедь, вот скажи, за что тебя бабы любят? Ты же невыносимый, — говорит та, что радостно кричала «горько» на моей свадьбе и слезилась от счастья за подругу. Лицемерка херова.

— За самый сексуальный мужской орган, — отвечаю.

— Хм… так просто.

— Это мозг, Настя. А не то, что ты подумала. Хотя на то, тоже жалоб не поступало.

Настя демонстративно закатывает глаза.

— Тебя с работы-то отпустили уже, герой-любовник?

— Пока нет. Но я решаю этот вопрос. Отпустят в любом случае, или придётся сменить работу, — улыбаюсь ей.

Работа меня не кормит. Она пока просто в удовольствие. Но душу греет мысль, что если инвестиции прогорят, а деньги на счетах кончатся, можно будет воспользоваться предложенным когда-то Викой планом.[1]

— Вот лучше не надо! — пугается Настя. — Ей стабильность нужна, а ты опять легкомысленнен. С органов уйдёшь и что, опять в бокс? Мало она настрадалась с твоим боксом?

— А-то много?! Сама себе устроила золотую клетку. Могла бы кайфовать и расслабиться, по миру со мной поездить, а не экзамены зубрить в одиночестве.

— Ей была важна учёба, Антон. Не все девушки готовы сесть на шею мужу-миллионеру и ходить только по салонам красоты и бутикам. Но тебе, конечно, не понять!

— Конечно, мне не понять. Когда я месяц дома не был, приезжаю, думаю, меня жена любимая встречает голая с ужином на столе, а меня вообще не встречают! Вообще, понимаешь?! Экзамен, видите ли, важный завтра! Весь день в очках и халате от бабушки за учебником! И это мне за то, что у меня целый месяц секса не было, когда вокруг столько баб крутилось?

— А может за что-то другое? Ты же её совершенно не слышал, не принимал в серьёз её желания, принижал важность её деятельности. Собственно, ты и сейчас это делаешь.

— А она делает ровно то, что любая баба после брака: выйдет замуж за одного мужика и начинает его переделывать в другого. Может мне не стоит мешать ей выйти за Мирончика — сами вскоре разбегутся? Зная Викин характер, уверен за этим не заржавеет.

— Ой, тебя послушать, она была отвратительной женой. Только почему-то ты её вернуть хочешь. Её послушать, так ты мудак, каких свет не видывал. Только до сих пор забыть не может. Устала я от вас, улетели бы уже скорее и вернулись парой.

— А ты уверена, что она до сих пор меня любит?

— Уверена.

— Она сама тебе говорила?

— Нет, конечно. Она и думать про тебя не желает и ни одного слова о тебе слышать не хочет. Только Мирон её — твоя полная противоположность во всём. Как специально выбирала только по этим критериям.

— Нет, ну если она считала меня мудаком, то в этом её Мирон преуспел куда больше. Видела бы ты его лицо, когда этот долбоящер без ключей остался.