На крик женщины обернулись и ее подруги. Беззубая показывала на Надю пальцем, а вторая барышня, смотрела на остальных и улыбалась. И улыбка у нее была совсем недобрая, а даже, можно сказать, зловещая.

– Надь, кто это? – пискнула Лиля.

Она терпеть не могла разборки, тем более неожиданные.

– Сейчас узнаешь, – сообщила всем Надежда и гордо посмотрела на оскорбившую ее женщину.

Высокомерное выражение лица соперницы вызвало в местной нимфе очередной прилив злости и ее понесло

– Представляешь, – цедила беззубая своей       улыбающейся подруге, – вхожу я в комнату, а она тут моего мужика охмуряет. У них там в Москве свои кончились, так они за нашими приперлась.

Беззубая говорила так громко, что не услышать ее было невозможно. Казалось, ее рык слышат даже на соседней улице.

– Да ладно твой, Любань, – продолжила вторая, но сразу же была прервана беззубой, которой не понравилось пренебрежительное отношение к своему мужчине.

– А мой чего? Мой еще ого-го.

Она подняла руки вверх, показывая, насколько ее мужик ого-го.

– Не, ну твой, ясно, первый парень на деревне. Как вспомню, какой он был раньше. Бывало, возьмет гармошку, как запоет, так душа сразу и просится в пляс.

Надежда попыталась представить знакомого ей алкоголика с гармошкой в руке и очень удивилась. Картинка никак не складывалась. Если уж он и был, когда-то первым парнем на деревне, то точно не в этом веке. Сейчас он только пил и виной всему, возможно, была та самая Любаня, которая не потрудилась даже вставить себе зубы.

– Да он и сейчас не промах, – заверила подругу женщина, – на днях мне колечко подарил.

Женщины увлеклись обсуждением положительных качеств местного героя, и Надя подумала, что русские бабы относятся к особой категории умалишенных, умеющих держаться за собственного мужика, как за спасательный круг. И не важно, что этот круг дырявый и тянет их на дно. Главное, чтобы просто был.

Подруги поглазели на мирно беседующих женщин и собрались идти по старому маршруту, к себе домой. Разговор о деревенских мужиках их абсолютно не интересовал.

– Представляешь, Любань, – услышали они голос миловидной нимфы, – эти московские не только к твоему, но и к моему Петьке уже лыжи навострили.

Заявление настолько удивило подруг, что они снова остановились. Всю эту неделю они были заняты налаживанием собственного быта и не претендовали на руку и сердце местных аборигенов.

– И что? – оторопела беззубая.

Было видно, как она удивлена. В ее представлении лучше ее алкаша никого в этом селе не было и поползновение на кого-либо другого вызывало у нее оторопь.

– И что там твой натворил с этими прошмандовками?

– А мой Петруха, пошел помочь этим беднягам. И забор им починил, и крылечко, причем задешево по-соседски. Так они, в знак благодарности, натравили на него участкового, который у этих паразиток только и ошивается.

– И что? – заинтересовалась беззубая.

– Забрали.

– Кого?

– Моего.

– Куда?

– В участок, до окончания разбирательства. И все из-за них.

– А не надо, – неожиданно для всех присутствующих пискнула Лиля, – доски из музея воровать.

– Что?!!! – возмутились деревенские.

Лилин выпад был совсем не кстати и вызвал только дополнительную агрессию со стороны деревенских. Ситуация накалилась до предела. Еще пару минут назад казалось, что ссоры можно избежать, объяснив ревнивицам, что они не претендуют на местных женихов, но неожиданное высказывание Лилии, зажгло огонек противоречий, который вспыхнул и понесся к цели набирая обороты.

В воздухе запахло грозой.

Понимая, что ситуация выходит из-под контроля, Юля резко дернула Лилю за руку и громко крикнув: «Бежим!», рванула в сторону собственной фазенды.