– На колени.

Оливия ухмыльнулась. Закусив губу, которую Макс вдруг отчаянно захотел попробовать на вкус, она с томительной грацией кошки подчинилась его приказу. Она с фальшивой преданностью смотрела в его глаза, ожидая дальнейших указаний. А секундой позже Оливия Линдберг жадно схватила ртом воздух. Цепляясь руками за свои волосы, которые с силой сжимал и тянул Макс, она громко вскрикнула. Не будь музыка у бассейна настолько громкой, ему бы пришлось закрыть ей рот.

– Отпусти меня! Мне больно, черт возьми! Ты оторвешь мне скальп, идиот!

– Слушай сюда, – прорычал Макс, склонившись над ней. – Слушай меня очень внимательно. Ты – жалкая и мерзкая потаскуха, которая в свои юные годы похожа на свою недотраханную и гнилую мамашу. Запомни, Оливия Линдберг, ты – никто. Ты никогда и никем не станешь, ведь наступит момент, когда от тебя отвернутся даже твои продажные «друзья», которым осточертеет твоя циничность и ядовитость. Ты пропитана ими настолько, что это уже неизлечимо.

– Отпусти меня! Слышишь, – задыхалась она. – Немедленно! Мой отец…

– Я поставил на колени тебя, – перебил Макс, – поставлю и твоего папашу. Очень скоро вы все исчезните и единственное упоминание о вашей поганой семейке станет неприличная надпись в общественном туалете. Ещё хоть раз я увижу, что ты общаешься с моим братом, – потянул он сильнее её за волосы, – узнаю, что ты суешь ему свои жалкие деньжата, твоя жизнь, Оливия Линдберг, превратится в ад. Я слова на ветер не бросаю, поэтому держись подальше от меня и моей семьи. Поняла?

– Мне больно! – взревела она. – Отпу… Отпусти!

– Ты поняла меня, черт возьми?! – повысил он голос, впиваясь в нее взглядом, полным ненависти и огненной злобы.

– Да… Да, я… Я поняла… Пожалу… Отпу…

Макс отшвырнул её от себя и сделал это, пожалуй, слишком резко. Оливия упала на колени, наверняка содрала их, а её шелковые волосы безжизненно свисали, пряча заплаканное лицо. Его рука вздрогнула, поддавшись мимолетному желанию осторожно отбросить их за плечи…

Макс оскалился. Каким же жалким казалось ему это зрелище. Музыка ревела всё с той же громкостью, но радостные вопли опьяневших парней и девушек отчетливо пробивались сквозь оглушающие звуки. Оливия с трудом поднялась на ноги, смахивая слезы унижения. Наверное ей ещё никогда не приходилось быть в столь незавидном положении. Колени кровоточили, тушь потекла темными дорожками по покрасневшему лицу, а волнистые локоны в мгновение потеряли привычный порядок.

– Ты за это заплатишь, – прошептала она, впившись в него сверкающими глазами. – Понял? Мой отец размажет тебя по стенке. Тебя, твоего братца и всю твою жалкую семейку. И больше никогда ты не позволишь себе…

Вдруг музыка исчезла, а радостные вопли в мгновение превратились в крики о помощи.

– Пожар!

– Пожар!

– Вызывайте пожарных! Немедленно!

– Оливия? Оливия?!

Макс сбежал вниз по широким ступеням. Когда он взглянул на сверкающий софитами дом Линдбергов, во рту моментально пересохло, а кровь, казалось, перестала циркулировать в его теле. На втором этаже пылало яркое пламя. Окно было открыто и опасные языки лизали деревянную белую облицовку, пытаясь достать до красной крыши.

– Макар?! – взревел он и бросился к Оливии, которая так и застыла на месте, ужасаясь охватившей её гостей панике. – Где он?! – схватил Макс её за плечи. – Где мой брат?! Живо говори! Где он?!

– Я не знаю, – прошептала она, зажмурив глаза. – Где-то…в доме.

Громко зарычав, Макс ворвался внутрь. Он кричал так громко, так много, что во рту появился неприятный привкус крови. Столовая, кухня, гостиная, Макс спустился в цокольный этаж, где действительно располагался домашний кинотеатр. Но комната была пустой, а экран темным.