И судьба твоя в руках Господа, да наделяет он тебя только тем, чего ты стоишь. Испытания даёт, но и милостью не обходит. От него у тебя и дары щедрые: дом, семья, дети, работа, деньги и вещи. У злых деньги. У добрых деньги. Бог равняет всех любовью своей. Но отец Илия, или вечерами Сухарев Виктор, рассуждал так, как чувствовалось в дрёме снов и запоминалось как своё, порождённое своим разумом. Он этому тайно от всех радовался и пока ни с кем не делился промыслом не Божьим, но своим собственным.

Первые дьяки подошли, почему-то вчетвером сразу. Видно жили в одном краю. Оделись они в тёплые фланелевые рубахи, брюки серые из толстой крашеной парусины и в болотные резиновые сапоги.

– Дождь днём собирается, – доложил дьякон Никифор. – По радио сказали, что зарядит дня на три.

Дьяк Никифор – Коля Зайцев – в миру. Шустрый парень ждущий через два года юбилея, тридцатилетия. Велосипедист шоссейный, причём способный. Третье место в Зарайской области держал. А здесь только тренировался после службы. Выступал довольно часто в Зарайске. Казылдала хоть и стала центром Карагайской области, но спорт и культурные мероприятия настроить ещё не успела. Специалисты пока не приехали. Дьяконы прошли в служебную дверь правее алтаря и, провожая ребят взглядом, отец Илия возле самой большой иконы Христа Спасителя увидел Жору Цыбарева. Он молча стоял на коленях и глядел Иисусу в глаза. Губы сжаты, в руках свеча длинная с высоким пламенем. Видно, прочёл уже «Отче наш» и теперь то ли просил чего-то мысленно, то ли думал о чём-то важном. Строгое лицо, чистый волос, отглаженный тёмный костюм и явно выходные туфли.

– Благодать тебе, Георгий, и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа! – поздоровался Илия и подошел к Цыбареву.

– Благослови, батюшка, – увидел его Жора, поднялся и поклонился Илие в пояс.

– Когда успел узнать правила церковные? – удивился отец Илия. – У кого-то из наших, видимо. Или у крещённых прихожан. Я вроде пока не объяснял ему. Поскольку не крещён он и в храм ходит «иродом», как говорили о нехристях в старой Руси. Виктор Сухарев был священником четвертого поколения семейного. Прадед служил протоиереем в Челябинске, дед и отец тоже, поэтому Виктор много чего помнил из бесед с отцом и дедом, и так же как они, другого дела, кроме служению Всевышнему не хотел иметь никогда.

– Во имя Отца, сына и Святаго духа, – перекрестил его трижды отец Илия. – О чём молитвы твои к Господу нашему?

– Я прочёл «Отче наш» и потом советовался с Иисусом как мне дальше возвращаться к жизни нормальной. На работу хочу вернуться, но боюсь, погонит меня отел кадров или заместитель Латышев. Мужик строгий. Мы его Иваном Грозным зовём. Он тоже Иван, но Данилович. А устроюсь обратно – дом надо строить. И уже из него ползком ползти к жене да уговаривать вернуться. Сейчас только дошло, что без неё и Машки, дочки, жить не смогу. Люблю их. Потому не выдержу – опять запью. Он хотел вдогон слово крепкое вставить, но засмущался и рот прикрыл ладонью.

– Дом тебе построим с Божьей помощью, – Илия взял его за локоть и вывел на паперть. И притвор за собой закрыл. Я уже придумал, как это сделать. Господу поведал и одобрение нутром почуял. Благословил Всевышний. Теперь поговорю с настоятелем и мы всё решим. Ты, сын мой, помолись ещё, я дождусь настоятеля, а потом мы вдвоём пойдём к вашему «Ивану Грозному». Да, Бог даст, снизойдёт «Грозный», поймёт нас и позволит тебе вернуться.

– Он вас, попов, не шибко почитает, – задумался Жора. – Слышал я как-то, что он называет вас бездельниками и дармоедами. Он, отец Илия, коммунист-атеист.