– Знаешь, а я ведь Стаса вчера видела… Случайно в трамвае встретились. Я ему сказала про тебя, Ирин. Все рассказала.

– Зачем, Кать?

– А пусть твой Ромочка от него узнает, что скоро отцом будет!

– Ты думаешь, Стас ему передаст?

– Конечно, передаст! Он сам так и сказал – завтра же Ромке в Дрезден позвоню, обрадую! И пусть, Ириша, и пусть! Пусть знает, что не все так просто! Пусть свою подлость по отношению к тебе лишний раз прочувствует! Пусть… Он же уверен наверняка, что ты сразу от ребенка избавилась, живет себе преспокойненько! Вот пусть и узнает!

Ирина ничего не ответила, легла на кровать, отвернулась к стене. Почему-то было уже все равно, что там прочувствует подлый Ромочка или не прочувствует… Не имело уже значения. Просто очень хотелось спать. Ей в последнее время все больше хотелось спать…

Через неделю Стас заявился к ним в общежитие с тортом и с бутылкой шампанского.

– С наступающим праздником вас, девчонки! Со священным международным женским днем! Кстати, вы знаете, что наступает сразу после восьмого марта?

– Что? – спросили они хором, округлив глаза.

– Как это – что? Сразу после международного женского дня наступает международная женская ночь… Вот за это мы сейчас с вами и выпьем!

– Да ну тебя, Стас… – смеясь, махнула рукой Катя. – Колись давай, зачем пришел? Ни за что не поверю, что решил просто с праздником поздравить…

– Ну да… Не только за этим. Еще одно дело у меня есть, – быстро и внимательно глянул он на Ирину. – Вернее, не дело, а поручение. Я недавно с Ромкой по телефону говорил… Он просил тебе передать, Ирин… Сегодня я от него перевод получил…

Стал вынул из внутреннего кармана пиджака конверт, протянул его Ирине. Она решительно замотала головой, даже руки вперед протянула, отгораживаясь:

– Нет, нет, Стас, я не возьму… Ни за что не возьму… Убери это, убери!

– Да брось, Ирин, что ты… Возьми, лишними не будут. Тебе ли теперь гордость проявлять? Надо ж ребенку покупать что-то будет… Пеленки, коляски, горшки… Ну, Кать, хоть ты скажи!

– Ладно, давай… – протянула руку Катя, забрала у Стаса конверт. – Пусть хоть так, ты прав. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

– Хм… Еще никто при мне Ромочку паршивой овцой не называл… – тихо и с каким-то странным удовольствием проговорил Стас.

– Значит, я первая буду! – сердито вскинула голову Катя, убирая конверт с деньгами в ящик тумбочки. – Так можешь ему и передать при случае, ладно? А еще скажи, что он подлец и предатель, что Ирина его таковым считает, никогда его не простит, никогда!

– Могу передать, конечно… А только для него все эти слова как об стенку горох… Так я думаю. Если уж решил уехать, решил за спинами родителей спрятаться, что с него еще возьмешь? У богатых свои причуды, Кать, сама понимаешь. Хорошо, что деньги передал. Ирине они сейчас не помешают.

Ирина собралась было возразить и заявить, что никаких денег ей от Ромочки не надо, но Катя уже перевела разговор в другую сторону, даже принялась кокетничать со Стасом, взвизгнула громко, когда он пустил в потолок пробку от шампанского. Потом они пили чай с тортом, потом Катя пошла его проводить…

Ирина осталась одна, плакала долго. Очень уж оскорбительны были деньги, которые передал Ромочка через Стаса. И понимала, что слезы эти были последними – будто прощальными… Дальше уже не до слез будет. Дальше начнется самое трудное. И как оно все будет, как жизнь повернется, трудно предугадать… Когда за спиной надежного тыла нет, что вообще можно предугадать?

Родила она раньше срока. Долго лежала в больнице. Никто к ней не приходил… кроме Кати и девчонок из общежития. Да и кто мог еще прийти? Девчонки стояли под окном палаты, улыбались очень старательно, хотя она понимала, что за этими улыбками прячутся жалость и сочувствие. А однажды Катя прокричала ей снизу: