Есть, в смысле жрать, пока не начинали. Ждали главу застолья. Он пришёл, сразу направился к подобию трона. И, глянув на меня, как показалось, хмыкнул, прожёг взглядом начальницу планового отдела. По-видимому, эта встреча со мной за столом у него не была запланирована.

Но он махнул рукой. Все загомонили, начали накладывать пищу, наливать напитки. В этих действах я, пожалуй, даже опережал всех, потому что сразу начал засовывать в рот салаты и бутерброды.

Разливали водку и вино. Бойкий парнишка слева тоже попытался налить мне водки, но я отказался. У меня вечером тренировка. Как я мог напиться? Это не ускользнуло от опытного взгляда Петра Васильевича.

– А ты что не пьёшь? – спросил он меня, ведь сидели-то мы с ним напротив друг друга.

– Я, Пётр Васильевич, непьющий, – соврал я.

– Смотри, – сказал строго старший, – не заложи, а то заложишь тут нас всех…

Поэтому они побаивались, не желали моего присутствия…

Я хотел проговорить что-то лояльное, типа я свой, буржуинский, но уже положенный в рот кусок куриного окорока помешал мне произнести слово, и я только замычал в ответ.

Вскоре Васильич, занятый произнесением тостов, перестал вообще обращать на меня внимание. И с каждым его новым стаканом я всё больше понимал, отчего у него такое старческое, измученное лицо. Явно не способствуют здоровому цвету лица постоянные послесовещательные заседания за обильным столом. Но это часть работы, труда в этой сфере деятельности. И, похоже, он был ударник…

А я насыщал свой организм белками и углеводами старательно, целенаправленно. И, может быть, где-то подспудно, в глубине сознания, блуждали мысли, что я вот тут жру, а настоящие люди борются за светлое будущее. Отстаивают свои жизненные позиции. Не боятся ни холода, ни голода.

Что-то подобное могло мелькать в сознании, но наголодавшийся организм не допускал близко к сердцу «крамольные» мысли.

Да, где-то в неведомом пространстве принципиальные журналисты вели расследования экономических преступлений, рисковали жизнью ради правды, истины для. Снимали репортажи и писали массово читаемые статьи.

А я, как бы их соратник и коллега, сидел в тесном кругу плевавших на их потуги правителей жизни. И, казалось мне, они, эти властные люди, были правы: в любых обстоятельствах благополучие им не изменит, не может произойти что-то такое, чтобы они почувствовали себя неуютно. Словно это благополучие им завещано без учёта времени, навсегда, вовеки веков – что бы там против них ни задумывали и ни замышляли их недруги. Чтобы ни происходило, они всегда наверху, над народом, над его проблемами. Я жрал икру, то чёрную, то красную, просто ложкой. Запивал десятью разновидностями лимонада и в это время, выбирая кусок шашлыка побольше, особо не раздумывал о том, что всё-таки когда-нибудь должна наступить чудесная эпоха, когда все люди в зависимости от их потребностей и способностей будут есть всё, что захотят, пить сколько хотят. И начнёт на родной земле расцветать, как весенние сады, справедливость. Будет колоситься в полях рожь и пшеница как символ могущества любимой Родины.

Евгений Витальевич Колобов родился в 1955 году в семье военнослужащего. С 1972 по 2002 годы проходил службу в разных должностях в Вооружённых силах СССР и Российской Федерации.

Победитель Гран-при на международном конкурсе «Янтарный берег», призёр многих литературных конкурсов. Член Интернационального Союза писателей с 2019 года.

Вторая стрелковая рота 18-го пролетарского стрелкового полка из последних сил торопилась занять обозначенный командованием рубеж перед замёрзшей, наверное, в это время рекой. Сотня красноармейцев после дневного марша должна оборудовать полноценную оборону, то есть защитить полк от возможного флангового удара финских вооружённых сил.