Чокнулись. Рахмат смотрел на меня всё так же неотрывно, и уже, даже, я бы сказала, нагло.

— А я ведь довольно долго наблюдаю за вами, Милая Людям. Каюсь, не заметил, когда вы пришли, но потом — просто не смог отвести глаз! Богиня, клянусь Аллахом!

Приятно? Нет. Навязчиво до неловкости. Я всё так же бросала вороватые взгляды по сторонам, но Дениса не видела.

— Позвольте узнать, вы здесь одна или со спутником?

— Да! — наверное, слишком поспешно ответила я, выдавая свою нервозность. Смутилась. — В смысле, конечно со спутником.

— И? — спросил он, удивлённо оглянувшись. — Кто счастливец?

И что отвечать? И можно ли отвечать? И вообще — можно ли с кем-то разговаривать, выпивать? Как это скажется на эмм… авторитете Дениса? На всякий случай я так и не притронулась к шампанскому, просто крутила тонкую ножку фужера в пальцах и рассматривала, как вверх по стеночкам ползут ленивые пузырьки. Кажется, Рахмат Рифатович, истолковал это по-своему. Улыбнулся, положил руку мне на запястье:

— Не грустите. Я буду счастлив, если вы позволите мне ухаживать за вами сегодня…

— Рахмат... Рифатович, здравствуйте! — Отчество было произнесено с таким демонстративным нажимом, что прозвучало скорее как фамильярный стёб. — Я даже не сомневалась, что найду вас рядом с самым ценным экспонатом этой выставки!

— Экспонат? Скорее — произведение искусства! — он вежливо рассмеялся и убрал руку с моего запястья. — Оленька, а ведь я уже начал скучать, так давно мы не виделись! Ты совсем перестала заходить в гости.

Боярская натянуто рассмеялась:

— О, это всегда успеется! А пока, как говорится, лучше уж вы к нам! И Людочке тоже, знаете, рано ещё... К вам.

Он поддержал её шутку небрежной улыбкой:

— Ну что ж, разве я смею принуждать? Моё дело маленькое: достойно встретить, когда всё же соберётесь. Позвольте откланяться… — послал мне липкий взгляд и затерялся среди гостей.

Кто бы мог подумать, что я могу обрадоваться Боярской настолько, что буду готова броситься ей на шею? Она окинула меня слегка хмельным взглядом:

— Что за угрюмый вид? А-а-а, ну понятно… Кто ж пьёт такую кислятину, когда в загашнике есть Монтобер? — Забрала у меня так и не пригубленный фужер с шампанским, вернула его на столик. — Ну-к, пошли со мной… — Потащила куда-то в сторону небольшой сцены, на которой как раз устраивался за клавишами музыкант. — Ну и как тебе старый козлина Рахмик?

— Интеллигентный.

— А то! Две академические вышки, искусствовед в далёком прошлом! А нынешнее блатное погоняло, знаешь какое? — Судя по её ехидной усмешке, гадать было бесполезно. — Холмик!

— Ка-а-ак?

— Холмик! Формально, он гендир ООО «Память», а фактически, его единоличный хозяин. Аид местного пошиба, мать его. Поэтому, будет звать в гости — отказывайся нахрен! — расхохоталась. — Рано нам ещё, молодым-красивым, на кладбище!

За сценой стоял отдельный малоприметный столик и специальный официант разливал особенные напитки особенным гостям. Протекция Боярской сработала и здесь, и мне тоже вручили бокал с коньяком, вынутым из красивой деревянной коробки.

— Попробуй… — мурлыкнула Ольга, принюхиваясь к терпким пара́м. — Если Панин не брешет, то это элитный Альбер де Монтобер, сорок шестого года.

Я тоже принюхалась, глотнула. Коньяк, как коньяк. Кизлярский «три звезды» из мамкиного овощного, примерно такой же.

— Ну? Чувствуешь? — пытливо сощурилась Ольга.

— Если честно — нет.

Она рассмеялась:

— Свой человек! Я тоже ни хрена не поняла прикола! А говорят, имеет вкус и аромат горной фиалки… — пригубила, задумчиво покатала по языку, — знать бы ещё, какой у фиалок вкус.