Они никого, кроме себя, не видят, потому что не сводят друг с друга глаз. Их все устраивает, на них приятно смотреть, и они оставляют самые большие чаевые.

Соседние столики, заметив счастливую парочку, проникаются общим настроением, начинают улыбаться, расслабляются. Пускаются в приятные воспоминания о своей молодости (а помнишь, как мы с тобой в таком-то году… мы только познакомились… это был ресторан такой-то… да, и еще мы заказали такую рыбу… и ты мне сказала… а я тебе сказал…).

Постепенно в зале разливается невидимая волна романтики и особой душевности. Атмосфера в заведении становится необыкновенно уютной и домашней.

Ради этой атмосферы люди и ходят в рестораны. Сочный, хорошо прожаренный стейк с бокалом вина в милом ресторанчике воспринимается совершенно иначе, нежели такой же кусок мяса у себя дома на кухне.

– Мне фетучинни с ветчиной, грибами в сливочном соусе и сыром пармезан. – Алекса указала пальчиком на строчку в меню.

– Мне это же, – добавил я. И после ухода официанта, поинтересовался: – Любишь белые грибы? Вчера заказывала почти то же самое…

– Да, люблю. Я в детстве любила ходить в лес, грибы собирали с папой, всей семьей.

– А это не опасно? С экологией вроде сейчас не везде все в порядке?

– Я в Литве родилась. У меня папа военный, там служил. Потом в Омск переехали. И там и там с лесами все в порядке. Это же не Москва, – ответила Алекса. И чуть улыбнулась, видимо, вспомнив что-нибудь свое личное, из детства. – А ты в детстве грибы не собирал? – спросила она меня, в свою очередь.

– Как сказать, – пожал я плечами, – я в Узбекистане родился. Там вместо грибов собирают хлопок. Нельзя сказать, что это было моим любимым занятием. Но нашего желания особо никто и не спрашивал. В советское время учеников целыми школами вывозили в поля, ставили вдоль грядок, и начиналась игра «чей комбайн быстрее».

– А съедобное что-нибудь собирали?

– Естественно. Это в отличие от хлопка считалось праздником. Виноград, яблоки, абрикосы, арбузы, дыни, вишни – весь ассортимент колхозных рынков проходил через наши руки. Но это было опасное занятие. Помню, учителя бегали вдоль плантаций и раздавали предупреждения типа «Не ешьте немытые фрукты! Не переедайте! Не бросайтесь яблоками!».

Я тоже улыбнулся. Детство – такая пора, когда и солнце ярче светит, и трава зеленее, и арбузы вкуснее.

– То есть мы оба с тобой еще те собиратели, – подытожил я и накрыл рукой ее запястье. Она тут же быстро положила сверху свою ладонь. Мы молча смотрели друг на друга и улыбались.

«Наверное, переживает сейчас, перезвоню я ей завтра или нет, – так я понял легкую тень тревоги, мелькнувшую во взгляде Алексы. – Девушки всегда из-за этого переживают».

Позже Алекса призналась, что я был прав, именно об этом она в тот день и думала.

– Ни о чем другом девушка в такой ситуации думать и не может. Это же так очевидно. – Она даже слегка удивилась моему вопросу. – Странно, что не до всех мужчин эта простейшая мысль доходит.

– Согласен, – не стал я возражать, – мне тоже кажется странным, что не до всех мужчин эта мысль доходит.

Но этот разговор состоялся много позже, а пока мы просто держали друг друга за руки и радостно улыбались, как какие-то студенты.

Хотя в принципе Алекса и была самой настоящей студенткой. Второкурсницей.

Я посмотрел налево – сквозь витрину ресторана виднелся ярко освещенный дневным светом памятник Маяковскому. В отличие от вчерашнего вечера теперь он не казался мне таким мрачным и печальным.

А ведь он был отличный, талантливый поэт. У него есть стихи про любовь. Что-то там импульсивное, с надрывом – «… ревнуя к Копернику…». Я попытался вспомнить эти строчки, но не смог. Поэзия – не сильная моя сторона. Позже, дома, я нашел этот отрывок из «О сущности любви»: