Так вот эта самая «сексотка» шипела, что Германа необходимо «немедленно посадить в колонию для малолетних преступников», в противном случае «он вырастет отпетым…». Чем или кем вырастет Герман, библиотекарша предположить не успела, так как он смело открыл дверь в учительскую и возник на пороге, с ноздрями, раздувающимися от совершенно правдоподобного гнева. Библиотекарша и завуч школы, которая с возмущением и втайне ненавидя старую каргу, слушала ее, потеряв дар речи, уставились на Германа. Он тем временем, мгновенно оценив ситуацию, решил все отрицать:

– Я слышал, как здесь была произнесена моя фамилия! Чем обязан, так сказать?!

От подобного наглого и не по годам самоуверенного тона обе дамы поначалу совершенно растерялись, но, будучи людьми опытными, стали, оживленно размахивая руками, вопить на Германа и поливать его настоящим селем из литературных, но от этого не менее обидных ругательств вроде «наглец» и «мерзавец». Опустим здесь все то множество перепалок, дурацких очных ставок и даже товарищеский суд на собрании пионерской дружины. Скажем только, что Германа оправдали, признали невиновным, извинились перед ним, а всю вину за испорченную книгу свалили на мальчика из соседней школы. Ему, этому мальчику, не повезло в этой истории больше всех, и не повезло фатально и абсолютно. Не везти ему начало еще с того момента, как он зашел в тот же день, что и Герман, в читальный зал, но сделал это на час позже и взял ту самую, испоганенную Германом книгу! Программа в школах одинакова, мальчику тоже был задан доклад о крокодилах, и он, не найдя нужного текста и с удивлением обнаружив пропажу двух страниц, честно доложил об этом дежурной библиотекарше. Герман столь изощренно врал и так правдоподобно играл, что ему поверили! А несчастный мальчик отчего-то страшно испугался, когда ему вдруг стали задавать вопросы о том, не он ли «испортил книгу, а потом испугался и свалил все на другого». Дежурная библиотекарша, которая, согласно своей инструкции, должна была осматривать книги после их использования посетителями читального зала, но никогда этого не делала, также очень испугалась и подтвердила, что Герман сдал книгу в полном порядке. Мальчика обвинили в преступлении, которого он не совершал, исключили из пионеров, а это было поистине ужасным клеймом тогда. Никто не хотел ничего слушать, тем более что мальчика так запугали, что он сознался в том, чего никогда не совершал. Также его родителей обязали выплатить штраф в размере девятнадцати рублей. В то время средняя зарплата инженера составляла сто двадцать рублей, и поэтому сумма штрафа была существенной. В особенности для семьи мальчика, которая состояла из отца, тунеядца и алкоголика с искореженным «синькой» сознанием, и матери-прачки. Узнав о том, что он должен платить за своего отпрыска штраф в размере, эквивалентном пяти бутылкам водки, не лишенный вовремя родительских прав и своевременно не посаженный в тюрьму родитель до того распалился, что схватил сына в охапку и выбросил в окно, а жили они на четвертом этаже. Чудо, не вполне полноценное, но произошло. На счастье, внизу оказался свежевскопанный газон. Мальчик не умер, но полет из окна четвертого этажа и плохая наследственность повредили его рассудок. На всю жизнь остался он полным инвалидом, не способным к осмысленным действиям и обреченный вечно вести жизнь садового овоща на попечении органов социального призрения.

С этой смертью личности ни в чем не повинного бедолаги не осталось и свидетеля Гериной подлости. Герману было стыдно, но в глазах окружающих он был кем-то вроде героя и настолько свыкся с положением невинной жертвы, перед которой извинились не кто-нибудь, а участковый милиционер и директор школы, что стыдно ему было недолго. Примерно с полчаса. А потом он просто забыл об этом и, в конце концов, сам поверил в то, что ничего подлого не совершал и ни в чем не виновен. Как только это произошло, то его Совесть, стыдливо прикрывая свою немощную наготу, убралась восвояси на «пункт распределения Совестей», и больше Герману никого из того «пункта» не присылали…