– Вообще есть ощущение, что Украина – родина?
– Нет. Не знаю почему. Может быть, опять же возвращаюсь к вопросу о языке, все-таки для меня украинский язык не родной. То есть я читаю, говорить-то сейчас уже не говорю.
– А в Дрогобыче на каком языке говорили – на русском? Вот, например, ты на каком говорил?
– На русском.
– И отец говорил?
– В семье все говорили на русском, и учился я в русской школе. Таким образом, у меня, как у Набокова, Родина – это русский язык. Почему он так легко относился к эмиграции? Потому что для него Родиной был язык. Это же известные его стихи, я уже не помню дословно, но смысл состоит в том, что он отказывается говорить и писать по-русски, после того как Сталин с Гитлером подписали пакт. Вот тогда для него и началась настоящая эмиграция. Без родного языка. Наличие этого исторического факта для меня исключительно важно. Исключительно. Вот, например, мне, с учетом моего сносного английского, сказать по-английски какой-нибудь спич особой сложности не составит. Но, выступая на каких-либо публичных мероприятиях, я максимально стремлюсь говорить по-русски, потому что я себя по-другому чувствую. Принципиально по-другому.
– Ну конечно, каких-то синонимов не хватает, понятных оборотов, образов, приколов. Это как раз меня не удивляет. Но если такое уважительное и бережное отношение к языку, не было попыток писать?
– Прозу – нет, а стихи – да.
– Но это юношеское поветрие или уже во взрослом возрасте?
– На самом деле во взрослом. Последний опус пятилетней давности.
– О! Это не воспринимается как альтернатива самореализации?
– Допускаю. Я об этом серьезно думаю. Допускаю. Но знаешь… Во-первых, драйва меньше, а во-вторых, не только драйв. Ты же все равно приходишь к каким-то базовым, жизненным принципам и выводам. Один из таких принципов – не важно, кто ты, не важна профессиональная ориентация. Важно стремиться быть лучшим хоть в чем-то. В деле, отрасли.
– Ну, это гордыня, батенька.
– Нет, жизненный принцип. Почему? Если ты сапожник – будь лучшим, если ты столяр – будь лучшим, если ты математик – будь лучшим. Не важно кем. Но – лучшим. Это смысл жизни, мне кажется.
– Вообще что для тебя Россия? Вот сейчас модно рассуждать – держава, мол, история великая, вот эти вещи тебя трогают? Или как у Лермонтова – «не шевелят отрадного мечтанья»?
– Вот, кстати, этим Россия, как это ни странно, принципиально отличается от Америки. Ведь история – это же… такая абстракция. Сравнивая вот в этом плане две страны, чувствуешь разницу. И чувствуется, что там нет истории, а здесь есть. Через какой-то набор вторичных факторов, далеко не однозначных. Города, камни, книги, картины, музыка – все это, знаешь, как некоторая среда…
– Ну с камнями как раз слабо представлена Россия по сравнению с Европой. Тут же в основном все деревянное было.
– Я с Америкой сравниваю. Хотя по сравнению с Европой материальная культура в России не тянет. Либо она очень вторична. Кремль и тот итальянцы построили. Однако что уникально – мирового уровня литература и музыка. Своя, оригинальная. Таким образом, российская культура – в основном – вербальная. Это и делает ее уникальной. И портативной! Она вся, целиком, всегда с тобой. В любой момент достал – и наслаждайся.
– Может быть, в России вербальность национальной культуры – это признак кочевого народа?
– Наверное, ты прав. Или, может быть, это единственный способ сохранить ее от разрушения, в силу бесконечных войн… Опять же прав Набоков: Родина – это язык.
– Хорошо. Сузим тему. В русской литературе что именно – самое, самое?