Она очнулась, когда уже совсем стемнело. Начала читать и не заметила, как увлеклась настолько, что забыла обо всем на свете. Пора было закрывать магазин и отправляться домой.

Несмотря на поздний час, у кого-то в комнате бормотал телевизор, а с кухни доносилось звяканье тарелок. Яна быстро приняла душ, время от времени выглядывая из-за занавески и проверяя, что дверь по-прежнему надежно заперта. Почти бегом миновала коридор и оказалась в своей комнате. Защелкнула замок, выпила таблетку снотворного и с наслаждением вытянулась на кровати. Веки стали тяжелеть, и она готовилась погрузиться в долгий безмятежный сон. Перед тем как провалиться в темноту она услышала, как пружины кровати скрипнули, будто кто-то сел рядом, и ощутила, как чьи-то холодные пальцы сжали ее руку.

Будильник надрывался изо всех сил. Не открывая глаз, она нащупала телефон на тумбочке и выключила звук. Но в следующую секунду девушка подскочила и тревожно оглядела комнату, которая, как и ожидалось, была совершенно пуста. Вчера, проваливаясь в сон, ей померещилось, что кто-то сидел с ней рядом на кровати, но, разумеется, такого просто не могло быть. Чужое присутствие и прикосновение к руке – всего лишь сон, который казался таким реальным из-за переутомления. Яна улыбнулась, откинула в сторону одеяло и, пользуясь тем, что соседи в такой ранний час наверняка еще спят, отправилась на кухню, чтобы позавтракать в одиночестве.

Но ее надежды не оправдались – за маленьким столиком у окна уже сидела нарядная и аккуратно причесанная старушка. «Елена Львовна» – припомнила Яна имя, которое в первый день называла ей Алла. Девушка поздоровалась и соседка, ответив на приветствие, указала ей на соседний стул.

– Не откажите в любезности, голубушка, позавтракайте со старухой.

Елена Львовна говорила четким хорошо поставленным голосом, который прекрасно гармонировал со всем ее видом: несмотря на ранний час, она была одета в красивое платье с высоким воротником, которое украшала массивная брошь, инкрустированная разноцветными камнями, волосы были собраны в тугой узел, а в ушах, сверкали и переливались всеми цветами радуги роскошные серьги. Проследив за взглядом девушки, Елена Львовна пояснила:

– Эти прекрасные стекляшки – все, что осталось от моего славного прошлого. Безделица, конечно, но дороги мне как память.

Яна тем временем заварила себе чай и втиснулась на свободное место за столом.

– В прошлом я была довольно известной оперной певицей, выступала на всех мировых сценах, возможно, вы даже слышали обо мне?

Яна оперой не интересовалась, но, чтобы не выглядеть невеждой и не обижать соседку, утвердительно кивнула. Елена Львовна, польщенная тем, что о ней все еще помнят, продолжила:

– Когда-то передо мной открывались все двери, а теперь… – она обвела рукой убогую кухню, – вынуждена делить кров с маргиналами и криминальными элементами.

– Вы всю жизнь здесь живете?

– Я родилась в 1937 году. Мой отец был известным московским хирургом, и в то время квартира полностью принадлежала нам. Я маленькая бегала по этим коридорам, пугала нашу домработницу, выскакивая то из одной комнаты, то из другой. Но, так называемое, «Дело врачей» в пятьдесят втором году все изменило: отца, к счастью, не арестовали и даже не лишили должности, но наказание его все равно настигло – нашу квартиру сделали коммунальной. Тогда это выглядело так, словно государство помогает тем, кому в жизни повезло меньше нас, но все всё понимали. Хотя с соседями нам повезло: в вашей нынешней комнате поселился коллега отца – тоже врач, правда, как бы это сказать… – старушка наклонилась поближе и шепотом произнесла: – еврей. – Яна с удивлением смотрела на далеко не славянское лицо Елены Львовны, но ничего говорить не стала, а соседка тем временем продолжала: – У него была дочь, Симона, ей в ту пору было около двадцати, такая прекрасная молодая девушка и такая судьба… Напротив жил какой-то рабочий, не помню уже, как его звали. Да мы и видели его нечасто. А в оставшихся двух комнатах жили мы. Я ютилась с домработницей в крошечной комнатке у кухни, а в той, где сейчас живут Наташенька с Костей, остались родители. Но несмотря ни на что, в те времена в этих стенах еще звучал счастливый смех, не то что сейчас…