– Вчера вечером, – сказала Марша, пытаясь его прощупать, – по-моему, вы говорили, что знаете фамилии двух ребят.

– Номер был записан за Стэнли Диксоном. Фамилия второго – Дюмер. Они там были?

Она кивнула.

– Кто же был зачинщиком?

– Кажется… Диксон.

– Ну так расскажите все по порядку.

Марша понимала, что она уже не властна сама решать, рассказывать или нет. У нее было такое чувство, будто чужая воля повелевала ею. Это было что-то новое, и, самое странное, ей это нравилось. Она покорно восстановила цепь событий, начиная с того момента, когда она покинула танцевальный зал, и кончая появлением Алоисиуса Ройса.

Лишь дважды Питер Макдермотт прерывал Маршу. Видела ли она женщин, которые находились в соседней комнате и о которых говорили Диксон и другие, спросил он. И не заметила ли она кого-либо из служащих отеля? В ответ на оба вопроса Марша отрицательно покачала головой.

Под конец у нее появилось желание рассказать ему все. Дело в том, что ничего не случилось бы, сказала Марша, если бы вчера не был день ее рождения.

Питер удивился:

– Вчера у вас был день рождения?

– Да, мне исполнилось девятнадцать.

– И вы пришли одна?

Теперь, когда она столько уже ему открыла, не было смысла что-либо утаивать. И Марша рассказала о телефонном звонке из Рима и о том, как огорчил ее отец, заявив, что не сможет приехать.

– Вы не должны на меня сердиться, – выслушав ее, сказал Питер. – Просто теперь мне легче понять, что произошло.

– Больше это не повторится. Никогда.

– Я в этом уверен. – Он перешел на деловой тон. – А теперь я собираюсь воспользоваться кое-какими сведениями, которые вы мне сообщили.

– Каким образом? – с опаской спросила она.

– Я вызову всех четверых – Диксона, Дюмера и их дружков – сюда в отель для разговора.

– Они могут не прийти.

– Придут! – Питер уже решил, что надо сделать, чтобы они пришли.

Но Марша по-прежнему не была убеждена в правильности его решения.

– Но ведь тогда многие об этом узнают! – сказала она.

– Обещаю, что после нашего разговора вероятность сплетен будет меньшая, чем теперь.

– Хорошо, – согласилась Марша. – Спасибо за все, что вы для меня сделали. – Ей почему-то стало удивительно легко.

Ну вот, все оказалось намного легче, чем он предполагал, подумал Питер. Теперь, когда в руках у него была вся информация, ему не терпелось поскорее пустить ее в ход. Хотя, пожалуй, следовало бы еще какое-то время побыть с девушкой, чтобы она окончательно успокоилась.

– Мне хотелось бы кое-что объяснить вам, мисс Прейскотт, – сказал он.

– Меня зовут Марша.

– Хорошо. А меня – Питер. – Он решил, что тут можно обойтись без формальностей, хотя ответственным служащим в отелях рекомендовалось этого избегать – подобная фамильярность была допустима лишь с завсегдатаями, хорошо знакомыми тебе постояльцами.

– В отелях, Марша, происходит многое, на что мы закрываем глаза. Но когда случается нечто подобное, мы можем быть очень строги. В том числе и к нашим служащим, если выясняется, что они к тому причастны.

Питер знал: по поводу всего, что затрагивает репутацию отеля, Уоррен Трент будет так же крут, как и он сам. Поэтому, что бы Питер ни предпринял – при условии, что он может доказать свои обвинения, – это найдет решительную поддержку со стороны хозяина.

Разговор с Маршей, по мнению Питера, дал ему все нужные козыри. Он встал и подошел к окну. Отсюда открывался вид на оживленную в эти утренние часы Канал-стрит. Все шесть рядов ее проезжей части были забиты машинами – одни двигались медленно, другие – быстро; по широким тротуарам текла толпа покупателей. Группы людей стояли в ожидании на обсаженном пальмами бульваре посреди улицы, куда, блестя алюминием, плавно подкатывали автобусы с кондиционерами. Национальная ассоциация борьбы за права цветного населения снова, как он заметил, пикетировала некоторые магазины. «Не заходите сюда. Здесь проводят политику дискриминации» – гласил один из плакатов, но были и другие. Люди с плакатами вышагивали по тротуару – поток прохожих обтекал их.