– Хорошо! – засмеялся командир.
Посадили солдаты мастера на БТР, он на голову повязал зеленую ленту, едет и кричит: «Аллаху акбар!», «Аллаху акбар!», «Аллаху акбар!»
Соседи, которые указали, что он «боевик», убежали и спрятались. Другие жители не могли понять, что же это происходит среди белого дня?
Три раза проехал по селу мастер на российском БТРе, потом солдаты высадили его у дома.
Извинился русский командир за то, что забор ему снес, взял орла и уехал с компанией.
А мастер и поныне живет.
Дальше работает.
Дедушка Идрис
Я помню его, худощавого, скромного старика-ингуша, сидящего в обувной будке ярко– синего цвета. Ее было видно издалека – маленький живой маяк среди мертвой зыби неуклюжих, больших домов.
Мы с матерью часто приносили ему чинить свои поношенные ботинки и туфли.
– Извините, – обычно говорила с поклоном мать. – Не почините ли в долг, до зарплаты? Они совсем прохудились…
– Починю, – кивал с улыбкой дедушка Идрис. – Не переживайте, Лена. И с деньгами не торопитесь. Всю жизнь я сапожником проработал и понял: это Аллах великое счастье мне дал. Кропотливо и тихо, но все же помогать людям…
– Вы нас очень выручите, – мать доставала из пакета ботинки, взглянув на которые, каждый бы понял: когда-то они просили каши, потом ее переели, и их стошнило…
– Ой-ой-ой, – качал головой седой Идрис, но, поймав печальный взгляд матери, кивал: – Подошву новую пришью. Починю.
Я крутилась неподалеку, зная наперед, что без конфеты от него ни один ребенок не уходит.
В темно-перестроечные времена получить ириску, а может быть, даже карамельку от кого-то из взрослых было для меня делом чести.
Нашарив в кармане сарафанчика белый мелок, обменянный мной у другого ребенка на кусок батона, я принялась рисовать на асфальте картинки, внимательно посматривая на старика.
Так сначала появилось солнце с кривыми лучами и кот, задумчиво смотрящий на мышь в короне. Мышь получилась большая, намного больше солнца, и чтобы дорисовать ее, пришлось зайти за угол синей будки…
Для своих шести лет я рисовала неплохо и очень гордилась тем, что под моим мелком на асфальте возникали целые сказки-картинки.
Но места для продолжения трудов не было – другой, не менее гениальный художник уже изрисовал асфальт позади будки сапожника, да и всю ее саму…
– Полина! Полина, ты где? – услышала я голоса взрослых.
– Тут я! – крикнула в ответ.
Появились уставшая мама с пустым пакетом и дедушка Идрис. Он прихрамывал, опираясь на тросточку, и шел с большим трудом.
«С немцами храбро воевал. Герой…» – вспомнила я фразу кого-то из соседей.
– Чего ж ты убегаешь? – спросил он.
– Вот… – я показала на чужие рисунки. – Смотрите!
– Вижу, – дедушка Идрис нахмурился. – Опять скверные мальчишки нарисовали войну.
Я всмотрелась в чужое творчество.
На синей будке был нарисован белым мелом горящий дом. Из него вырывалось белое пламя. Какие-то маленькие фигурки стреляли друг в друга, и от их оружия шли длинные пунктиры, попадающие другим фигуркам в голову и сердце.
А прямо под ногами на асфальте расположился большой пистолет, совсем как у меня – водяной, из которого мы с друзьями стреляли в жаркое лето по прохожим…
Только этот был настоящим! С таким можно играть в «войнушку»!
– Придется опять смывать и чистить… – Идрис явно расстроился.
– Вам помочь? – спросила мама. – Я могу отмыть.
– Нет. Спасибо, Лена, я сам. Это мальчишки местные хулиганят. Плохие рисунки, очень плохие.
– Почему плохие? – удивилась я. – Нарисовано здорово, мне бы так уметь…
– Нельзя, – он наклонился ко мне. – Запомни, нельзя ни в коем случае рисовать войну. На войне убивают людей: малышей, женщин и стариков. Когда дети начинают рисовать войну или играют в нее – это самое страшное. Тогда война непременно случится!