Такер только усмехнулся, возвращаясь за тумбочкой. Он делал вид, будто ему все нипочем, но вряд ли ему удалось бы ее одурачить. Его бицепсы напрягались так, что рубашка трещала, да и пот на лбу обо всем красноречиво говорил.

– Что, дух вон, маленький нытик? – спросил он.

– Чья бы корова мычала, – еле вымолвила она.

Он сел на пол рядом с ней:

– По крайней мере, я не пыхчу и не отдуваюсь.

– Может, не сейчас, но, когда ты вынесешь вторую тумбочку и умывальник, посмотрим, хватит ли у тебя воздуха в легких, чтобы обзывать меня нытиком.

Он вытащил вторую тумбочку:

– Теперь ты можешь сделать последний рывок, – пошутил он.

– Да, конечно! Но лучше я принесу тебе банку шпината, и ты, как Попай [11], сможешь таскать мебель одной рукой, – сказала она.

– Ты слишком молода, чтобы знать о Попае, – заметил он.

– Мне тридцать один год, а у тети Шугар было много старых мультиков на видеокассетах, и я смотрела их, когда приезжала в гости. Ну что, готов к накачиванию мышц шпинатом? – спросила она.

– Привет! – Из холла донеслось трио голосов. – Джолин, где ты? Мы принесли печенье.

– Кто… – начал было Такер.

– Подруги тети Шугар, – хихикнула она, поднимаясь с пола. – Люси, Флосси и Дотти.

Выражая свою радость, она бросилась вниз по лестнице:

– Какой чудесный сюрприз! Как поживаете? И как вам удалось вырваться с работы в такое время?

– У нас обеденный перерыв, и мы решили сегодня побаловать себя домашним печеньем с молоком, – ответила Флосси. – А Дотти так вообще только к вечеру на работу.

– И мы злимся на Шугар за то, что она отправилась в эту поездку. У нас вторая стадия горя, знаешь ли, – Дотти зевнула. – Извини. Я всю ночь на ногах, с утра успела только причесаться и подкраситься. Но, как мы уже говорили, отъезд Шугар ранит нас почти так же сильно, как если бы она умерла. Слава богу, она жива, но все равно больно. И мы проходим все стадии горя – вот потому и пришли с печеньем.

– Мы молимся и о том, чтобы она не совершила ошибки. Кто это там, наверху? – Люси вскинула голову.

– Опомнись, сестра Люси.

– Не записывай меня в сестры, Флосси. То, что я хожу в церковь, вовсе не делает из меня монахиню. – Люси погрозила ей пальцем. – Это не Рубен ли там, наверху, затеял перепланировку?

Джолин покачала головой и сказала, что Рубен продал свою долю Такеру Малоуну, который и является сейчас источником этого шума.

Люси быстро перекрестилась:

– Боже милостивый. Ты ведь не позволишь ему жить здесь, правда?

– Он владеет половиной этого места. Разве у меня есть выбор? – спросила Джолин. – Ладно, пойдемте на кухню. Будем пить молоко с нашим печеньем, пока варится кофе.

Высказав свое энергичное «Конечно!», Флосси сняла шапку-чулок, распушила курчавые волосы и устремилась на кухню, а Люси последовала за ней. Дотти пристроилась сзади, а Джолин замыкала шествие.

– Не обращай внимания на Люси. Она сейчас в одной из своих церковных фаз, – шепнула Дотти через плечо. – С ней бывает такое всякий раз, когда она теряет бойфренда – по причине смерти или из-за другой женщины.

– Церковных фаз? – переспросила Джолин.

– Так устроен цикл. Если у Люси появляется бойфренд, времени на церковь не остается, кроме как в воскресенье, когда единственное, что могло бы помешать нашим посиделкам с Шугар, это смертельная хворь. Когда же она расстается с бойфрендом или он умирает, ей приходится вымаливать у Господа прощение за все ее прегрешения, и это означает, что она торчит в церкви с того самого момента, как открываются двери для службы. Сейчас она как раз в стадии становления на путь истинный.