Моя… моя… моя… - кровью пульсирует в висках.

Но ведь Ева еще совсем девочка, юный нераспустившийся цветок. Я дал себе слово ее оберегать, ведь она печется о моей неразумной девице.

Дал слово, что я…

Падаю в кресло в номере. 

Как хорошо, что здесь есть неплохой бар и мне уже плевать, сколько при выселении выйдет переплаты. Скручиваю крышку и заливаюсь из горла.

Я думал, что сумею держать себя в руках.

Дурак!

С тех пор, как Кристина подружилась с Елисеевой Евой, в моей семье настал относительный покой.  

Дочь думает, я спал с Ольгой ещё до смерти жены, отсюда, как выяснилось, её ненависть ко мне. И именно из-за этого Настя села за руль пьяной и попала в аварию. Кристинка не знает, во что влипла ее мать и после чего я потерял к жене всякое уважение, что та стала тайно от дочери позволять себе выпивать.

Как только Насти не стало, Ольга воспользовалась ситуацией. И не сказать чтобы я сильно возражал. Мне надо было выпустить пар. Дочь же пришла в бешенство, застав меня дома с любовницей после похорон. С тех пор я с Ольгой стал аккуратнее. Встречались только на стороне, но Кристина до сих пор ненавидит меня, а правды я не могу сказать.

Покой нам принесла только белокурая, похожая на ангела Ева.

Глотаю виски из горла.

И я ведь себе приказал: не трогай, не рушь последнего, что связывает тебя с дочерью! Но подруга дочери влекла меня все сильнее, как назло.

Глаза Евы, голубые, каждый раз изучающие меня так пристально, пронизывали до мурашек. У меня ведь пару раз реально почти от этого вставал. А сколько раз я, трахая Ольгу, невольно представлял себе ее…

Я гнал эти мысли и возвращался к своей лучшей сотруднице, искусной и… кхм… - расстёгиваю воротник - искусственной любовнице, понимая, что никогда не буду хотеть ее так. Как пластиковая кукла по сравнению с чувственной и молодой Евой.

Но я-то мужик достаточно умный и взрослый, чтобы бросаться с головой в омут.

Но, почему-то меня до сих пор ведёт после того осмотра, когда я чуть не трахнул Еву пальцами? Удержался чудом каким-то господним.

Хотел стянуть с себя штаны, задрать её блузку, уложить прямо на кушетку для осмотра и трахать, пока силы не иссякнут или пока она не попросит пощады.

Бутылка почти опустела. Отшвыриваю ее в сторону.

Моя запретная девочка.

Моя мечта.

Член колом стоит в штанах, яйца зудят, но я продолжаю запрещать себе представлять ее. Потому что она тут, неподалеку, в соседнем номере. Иначе я за себя не отвечаю.

Тавицкий, это просто кризис среднего возраста. Как говорят более опытные и умные мужчины: бес в ребро.

Продолжаю себя уговаривать и, кажется, вырубаюсь.

Одно дело оковы разума, а другое, то, что скрыто под видимостью контроля. 

Мне снится она. Голая, развратная. Стоящая на коленях и ублажающая меня. Смотрю на ее пухлые губы, на то как напрягаются розовые сосочки и трахаю ее в рот. Наматываю на кулак волнистые волосы. Не даю ей ни на мгновение оторваться. 

Да, моя девочка!

Я так долго тебя…

- Бля! - в комнате истошно орет будильник.

Чувственная, обнаженная Ева растворяется вместе с остатками сна.

Голова ватная и раскалывается так, как будто мне ее вчера разбили. Член… Ворочаюсь в кресле. Вот член как будто и не опадал.

Смотрю на себя в зеркало. Я умудрился уснуть сидя, прямо напротив комода.

Вид как у бомжа. Хмурюсь.

Я привык к опрятности - это часть меня. Но сегодня от собственного вида я испытываю не раздражение, а прямо-таки стыд. 

Не хочу чтобы она видела меня таким…

Ай, бля!

В кого ты превратился, Тавицкий? 

Трясешься как десятиклассник!

Выбираюсь из своей адской лежанки и, сбрасывая на ходу одежду, плетусь в ванную. Ева не Ева, а выглядеть как подзаборный пьяница просто недостойно ведущего московского врача.