— Сходи в душ и надень это, у твоего нового клиента весьма специфические вкусы.

 

6. 5

МИРОН

 

Уже двадцать минут, как я вышел из гребанной ванной и сижу за одним столом со своей женой, которая давным-давно стала мне безразлична. Восемь лет назад наши отношения замерзли намертво, и менять этот факт у меня нет никакого желания. Тем более сейчас, когда в этом же доме находится девушка с глазами цвета горького шоколада и блестящими, мягкими золотистыми волосами, что так и умоляли меня намотать их на кулак и задохнуться запахом ванили. А стоит мне провести по своим губам пальцами, что недавно побывали в ее сладкой киске, как в паху все напрягается. Семь вечера. Мне, блядь, всего лишь пять часов нужно продержаться с каменным стояком. Размеренно втягиваю носом воздух. Пять, мать вашу, часов.

— Надолго ты в России? — немного взволнованный женский голос разрушает шлейф моей извращенной фантазии с рейтингом «для взрослых», и я снова вижу ее. Ту, что по документам все еще является моей женой. Но меня это давно не волнует, вот только она явно не согласна с моим равнодушием. До сих пор.

Ольга будто невзначай поправляет идеально уложенные локоны цвета мокко, вынуждая меня проследить за плавным движением тонкой руки и даже мысленно отметить, что за эти годы ее кожа не испортилась. Как и фигура, которую она нарочно подчеркнула с помощью облегающего платья под цвет своих зеленых глаз. Она всегда выглядела достойно, но я разучился видеть в ней женщину, которая когда-либо еще раз удостоится моего члена. Больше нет.

— Я задержусь в Петербурге на неопределенное время, — допив остатки виски, со стуком возвращаю стакан на стол и тяжело сглатываю, — нужно уладить кое-какие моменты.

— Где остановишься? — вальяжно подняв бокал вина, она подносит его к губам, вопросительно выгибая бровь.

Явно не в твоей постели, детка.

— Не переживай, — засунув руки в карманы брюк, откидываюсь на спинку стула. — Я снял номер в отеле.

— Ты ведь знаешь, что можешь спать дома. — Соблазнительно отпив глоток вина, Ольга призывно облизывает влажные губы. Сучка отчаянно пользуется отсутствием дочери, но я не отвожу взгляд, хочу, чтобы она посмаковала мой тотальный игнор вместе с бокалом изысканного Мерло.

— Знаю, — равнодушно киваю. — Так же как и ты знаешь, что я заехал только ради Аси. — С минуту тараню ее испытующим взглядом, а дождавшись, когда Ольга сдастся и спрячет уже сверкающие ненавистью глаза в бокале вина, продолжаю: — Забавно, что ты разрешила остаться мне в доме, купленном на мои же деньги.

Пауза затягивается, но я все же получаю настоящее лицо своей жены, без лицемерной маски монашки.

— Ты становишься таким же черствым, как твой брат, — она прочищает горло и, взяв накрахмаленную салфетку, несдержанными движениями вытирает ей руки. Да, проигрывать она никогда не любила. Вот только я никогда и не играл. Потому что в любой игре, даже когда дело касается любви, есть свои правила. Однако в моей жизни их всего два: я либо дышу с человеком одним воздухом, либо лишаю его кислорода. Каждый заслуживает то, что заслуживает. Ни больше, ни меньше.

— Черствым, как брат, значит, — вполголоса цитирую брошенные ею слова и поджимаю нижнюю губу. — Странно, но это не помешало тебе в мое отсутствие прыгать на его члене.

Ольга вздрагивает от моего прямолинейного «комплимента». Уверен, сейчас я отвесил женушке словесную пощечину, передал привет ее проебанной совести и заставил ее сердце мучительно сжаться, но, разрази меня гром, я с садизмом насладился этим моментом. Я ничего не забываю. И сейчас, глядя в растерянное лицо жены, напоминаю нам обоим, кто виновен в том, что она теперь имеет.