Я, конечно, понимаю, что он волнуется по поводу сохранности своих олигархических капиталов, но нельзя же вот так всех под одну гребенку... Я никогда не просила у Димы денег и ни разу не клянчила никаких побрякушек. И меня правда не интересует состояние Молотовых - я с восемнадцати лет зарабатываю сама, админя популярные паблики в соцсетях. Конечно, не шикую, но этих денег и повышенной стипендии МГУ хватает на скромное существование в столице.

После моего признания Молотов больше не предпринимал попытки уязвить, но тут обнаружилась новая проблема: на меня за что-то взъелась Снежана Борисовна, с которой мы отлично ладили все это время: весь вечер она бросала на меня убийственные взгляды, и когда Молотов внезапно снизошел до того, чтобы своей мускулистой олигархической рукой налить мне вина, злобно зашипела, что для этого существуют официанты. О свадьбе мы так и не поговорили, потому что мать Димы заполонила весь эфир рассказами о своей последней поездке в Ниццу, и сейчас я уверена, что сделала она это специально.

Иными словами, вечер вышел провальным, и это не может не огорчать.

- Малыш, ты у меня такая красивая, - говорит подкравшийся сзади Дима, глядя на меня из отражения в зеркале. Кажется, его приводит в восторг черное пятно туши вокруг глаза, размазанное Лореалевской смывкой.

- Спасибо, - натянуто улыбаюсь я, машинально продолжая свои манипуляции. Не собираюсь показывать Диме, что мне тяжело. Бабушку у органов отбила, и замужество свое отобью назло всем вредным синеглазым олигархам и их неуравновешенным бывшим женам.

- Малы-ы-ыш... - вкрадчиво тянет Дима и, положив ладони мне на плечи, приспускает тонкие лямки ажурного пеньюара, отхваченного по распродаже в «Women's secret». - Пошли в кроватку.

Сейчас у меня совсем нет настроения на секс, а мысль о том, что вернувшийся Молотов может нас услышать, приводит меня в трепетный ужас.

- Дим, давай не сегодня? - перехватываю крадущуюся к груди руку, но он будто меня не слышит: подхватывает за талию и, стащив с пуфа, сваливает на кровать.

- Хочу тебя, Юлька, - ложится на меня сверху, так что ребра начинают потрескивать, и впивается в губы поцелуем. Я целую его в ответ, но до конца расслабиться не могу: голова забита мыслями об ужине.

- Дим, я серьезно, - упираюсь ладонями ему в грудь, - твой папа может вернуться и нас услышать.

- Ты такая трусишка, - беспечно смеется Дима и рывком стаскивает с меня пеньюар, обнажая грудь. - Папа знает, что мы трахаемся. Ты же моя невеста.

От его слов мне ничуть не легче. Даже хуже. Я бы предпочла, чтобы олигарх Молотов думал, что мы с Димой к курсовой готовимся, когда остаемся наедине, а не предаемся прелестям секса. Так и вижу его ледяной осуждающий взгляд, транслирующий: «Айя-яй, шлюха ты, Юля, и живешь в грехе».

- Давай просто спать ляжем, а, Димк? Завтра обоим ко второй паре - папа твой уедет, и сексанем.

- Сейчас хочу, - бормочет Дима, целуя мою шею. - Ты такая красивая в этом платье была за ужином. А еще и, оказывается, старушек защищаешь. Такая отважная у меня... Робин Гудка.

Он начинает эффектно стаскивать с себя футболку, подражая моделям или, на худой конец, киношному Кристиану Грею, а я, воспользовавшись этой рекламной паузой, принимаю сидячее положение и пытаюсь найти пеньюар. Даже мой жених не может заставить меня заниматься сексом, когда я не хочу.

И вот тут происходит, пожалуй, самое худшее из того, что вообще могло случиться. Дверь без стука распахивается, и на пороге возникает отец Димы собственной персоной. Уместно было бы провалиться сквозь дорогие московские земли, но меня будто парализовало. Мой самый страшный кошмар: полуголый Дима, я, сидящая на кровати в одних бессовестных стрингах, и смотрящий на нас Молотов-старший. Апокалипсис стыда. Венец моего позора. Ахтунг.