— Естественно, — язык шевелился с трудом, воздух вокруг странно искрился, а перед глазами раз к разу мутилось.

— Я чувствую некую ответственность за твой прогул, — выпалил тот, заставляя замереть с широко распахнутым ртом. Неужели он сейчас смилуется и разрешит ничего не сдавать? Не тут-то было: — Думаю, честно, если пропущенный материал ты сдашь не только преподавателям, но и мне. Так я буду спокоен, что информация точно усвоена.

И тут башню мне совершенно сорвало. Откинувшись на спинку, я бросила руки на быльца и вскинула взгляд к выбеленному потолку, простонав в голос:
  — Ну вы, конечно, и странный тип!

В помещении зазвенела тишина, меня она больше не смущала. Голос ректора осел, охрип, стал до неузнаваемости чужим:

— Что ты сказала?

— Да ничего! — стало как-то совсем неудобно сидеть на краешке кресла, потому разместилась поудобнее, в самую глубь. Поерзала, поняла, что все равно что-то не так… И закинула ноги на край стола Прохора Германовича. Самое оно! — Не зря от вас люди шарахаются по вузу, как от прокаженного!

Кажется, даже воздух вокруг поменялся. Аромат опасности навис, как злой рок. Мужчина испепелял меня таким ошалелым взглядом голубых глаз, что должно было стать жутко. Почему-то мне не было, весь страх словно куда-то утек.

— Прямо шарахаются? — ровно спросил он, словно это первое, что пришло ему в голову.

— Ага, — я активно закивала, как собачка на капоте автомобиля. — Вообще, встретить вас в коридоре — к несчастью. Как если черная кошка дорогу перебежала.

— Хм… Чего это вдруг? — одна бровь ректора поползла вверх, губы вытянулись в тонкую линию. Документ, который он держал в руках все это время, уже был неосознанно скомкан.

— Вы же типа мессия, — поцокав каблучками по красному дереву обувью, я, кажется, слышала, как ударилась чья-то челюсть об пол. Возможно, это было сердце в районе пяток, потому что царапина на идеальном и явно безумно дорогом столе точно останется. А что, ему жалко, что ли? — А не надо было половину педсостава увольнять!

Уронив лист бумаги, Прохор Германович принялся нервно оттягивать галстук. Сорвав его наконец, он протер краем пот со лба:

— Работать надо было нормально, одни лодыри и взяточники! Столичный вуз, стоимость обучения огромная! Пусть марку держат! Огромный конкурс на место не оправдывает ожидания родителей и студентов!

Слушая его пламенную импульсивную речь, я недовольно покачала головой, поцокав языком:

— Вот Почтальон Печкин был злой, потому что у него велосипеда не было. А у вас какая причина? — задумчиво почесав подбородок, я в который раз осмотрела ректора собственного вуза. Только впервые в жизни на предмет симпатичности. И не важно, что силуэт был его мутный, главное уловила — вполне себе статный мужчина. Можно сказать, красавец. Ну, когда молчит, естественно! Вопрос возник сам по себе: — У вас жена-то есть?

Прохор Германович закашлялся, хотя ничего не пил:

— Нет.

— А девушка? — не унималась я. Тем временим ректор перегнулся через стол, взял мою чашечку и зачем-то ее понюхал. В задумчивости он негативно покачал головой. — Дети? Собаки? Коты? Ежики-зайцы там, не знаю?..

— Интересная последовательность, надо запомнить, — теперь настал черед Прохора Германовича откинуться на спинку своего шикарного красного кресла и смотреть на меня глаза в глаза. Словно ожидая развязки какого-то очень муторного фильма. И все же, он-таки произнес: — Нет, ничего этого нет.

— А лет сколько? — вы когда-нибудь пробовали остановить несущийся в пропасть поезд? Это невозможно, назад пути нет.