— Ох… Ну, и? — вытянув ключ, я выдохнула и вдруг поняла, что все это время он был вставлен не той стороной. А значит, не замок сломан, а я просто не выспалась! Или кое-кто очень упертый и надоедливый умело запудрил мозг своим нежелательным вниманием.

— Чтобы никто не узнал про твою шлюшью натуру, — вдруг ошарашила меня та. Я так и замерла с открытой дверью и подбородком, подпирающим пол. София всегда позволяла себе быть излишне нудной и скрупулёзной, но впервые перешла так открыто на личности. Заметив, что на нее наконец-то обратили внимание, та радостно улыбнулась: — Спорим, ты всю ночь на трассе стояла голосовала? Ну, как? Клиентов много было? Хотя… За такую, как ты, больше жвачки не дадут. Еще и самой небось доплачивать надо.

Я только изумлялась, как пассивная агрессия перешла во вполне реальную и осязаемую. В небольшом коридоре у зеркала стоял связанный синий пакетик с канцелярским мусором, забытый мною вчера утром. Я подхватила его и кинула в руки бывшей соседки, она поймала его на лету:

— Иди, пожалуйста, по-хорошему. И подружку с собой забери.

Стоило только закрыть дверь изнутри, как завибрировал в кармане телефон. Его я успела подзарядить по пути обратно павербанком. Номер абонента был скрыт, не подписан: «Первый прогул, Персик? Катимся по наклонной?»

Я так и осела на пол у небольшого шкафчика для верхней одежды, прижимая к груди трубку подрагивающими пальцами. Остаток дня потратила на поиски причин, по которым ректор мог бы меня уволить. Училась я хорошо, куратор нашей группы меня очень любила. Я была уверена, если Прохор Германович поставит вопрос ребром, женщина будет меня отстаивать…

К утру я почти убедила себя, что нет причин для волнения. Все хорошо, под контролем.

— Ты какая-то дерганная, — заметила Марина, пока я третий раз безуспешно пыталась нарисовать стрелки. Те снова и снова съезжали куда-то вниз, как и мое безуспешно потерянное хорошее настроение. — Все нормально?

Моя рыжая подруга всегда казалась безумно проницательной, но последнее время сама летала в облаках и своих душевных переживаниях. Это дало возможность безнаказанно соврать:

— Просто плохо подготовилась.

— Не переживай, — девушка многозначительно поиграла бровями, приободряющее улыбаясь, — я все сделала, просто перепиши.

В этот день пара у нас начиналась рано, как для второй смены — десять утра. Так уж вышло, что преподавательница английского работала ровно дотемна, и мы все под нее подстраивались. С Мариной мы обычно приходили за пять минут до звонка и были первыми. Но в этот раз аудитория оказалась полной, а вокруг стояла гробовая тишина.

— Что там происходит? — шепнула на ухо подруга, когда я боязно заглянула одним глазом в щель.

— Не пойму, — растерялась, пожимая плечами, — вроде наши одногруппники, но… Пара ведь еще не началась, что они там так активно записывают?

Дверь перед моим носом распахнулась, заставляя едва ли не упасть в комнату. В последний момент я удержала себя за косяк, еще и Марина сзади прихватила за талию. Парочка тетрадей выпали из моей сумки, ручки разлетелись по полу.

— Это у вас традиция такая, крушить и ломать? — низкий стальной голос вызвал судороги конечностей, сдавливая горло. Я испуганно подняла взгляд и увидела Прохора Германовича. Сегодня на нем была темно-бордовая рубашка и черные брюки. Он прожигал меня стальными глубинами так, словно собирался сожрать живьем, со всем костями и потрохами. Даже Марина позади испуганно сжалась. Эта странная заминка длилась, казалось, вечность, как вдруг он пальцем указал на свободные места — первая парта перед преподавательским столом — и как рявкнул: