А все терпели, потому что именно эта курица была тут главная. За босса. То недостачу на кого-то повесит, то подставит, то зарплату урежет за просто так. Не нравится? Дверь, как говорится, всегда открыта. Желающих море. И все молчали! Потому что где еще найти работу в центре столицы, где чаевые по пятнадцать тысяч – как нефиг делать? Даже урезанная зарплата была выше, чем в других местах города.
Но на Дмитрии Петровиче меня прямо прорвало. «Ролекс» увидела – и все: здравствуй, красная блузочка и сиськи навыкат! Ей что, одного спонсора мало? Еще и этот идиотский способ закадрить мужчину – вылить на него сладкий коктейль. Фу! Вот ее бумеранг и настиг.
— Господи боже, — нагнувшись лицом над раковиной, я врубила поток ледяной воды. Умывалась снова и снова, чтобы прийти в себя. — И кому я хуже сделала, спрашивается? Дура… Ой, дура-а-а-а! — Кто-то постучал, но я даже виду не подала. Мне прямо плохо стало! Хорошо, если Марина просто меня уволит, а не любовника своего припряжет меня в переходе с дружками встретить. Эта может! С нее станется. — Черт! Черт! Черт!
Снова резкий стук в дверь, более агрессивный. Я аж подпрыгнула. Нервы уже совсем ни к черту стали.
— Выходи, — послышался знакомый голос. Дмитрий Петрович вообще не казался расстроенным или оскорблённым. И, о чудо, даже надо мной не шутил. А, чтоб его, сочувствовал и, кажется, переживал! — Открой мне дверь, пожалуйста.
А мне так стыдно вдруг стало, прямо до жжения в легких. Небось думает, что я какая-то малолетняя взбалмошная дурочка. Еще и ревнивая. Щеки едва не сгорели в одночасье!
— Не-а.
— Иди ко мне, золотце, — прошептал он совсем елейно в щель между дверей. — Я не злюсь на тебя. Честно-честно. Мне даже понравилось. Такая себе боевая пчела. Рембо на задании. Ревнуешь ты очень даже сексуально.
— Ха! Не злитесь, да? — сев на раковину, я сложила руки на груди и решила, что с места не сдвинусь, пока мужчина не уйдет. Как в глаза ему смотреть? — И вообще, чтобы вы знали, я не из-за вас коктейль на нее вылила. Были другие причины.
Он притих, но я пятой точкой ощутила его изумление и озадаченность, когда мужчина деланно спокойно пытался выведать:
— А из-за кого? Из-за того хмыря?
Из-за какого «того хмыря», я даже не собиралась вдаваться в подробности. Просто промолчала, а затем на ноги соскочила, когда от удара по двери с луток белый порошок посыпался. Такими темпами этот бульдозер дверь с петель снесет, а она и так на ладан дышит.
— Идите, Дмитрий Петрович, — поторопила его я. — Все было сказано, мне добавить нечего.
Сначала показалось, словно он сделал пару агрессивных шагов в сторону, потом вернулся. Послышался новый удар. Зеркало за спиной задрожало.
— А мне есть, Машунь. Мне. Есть! — рявкнул он таким голосом, будто собирался устроить мне взбучку. Я закатила глаза и приготовилась слушать, но едва не обомлела от тех слов, что потоком полились из его губ: — Встречаемся мы. ВСТРЕЧАЕТСЯ. Девушка ты моя. Де-вуш-ка. Ясно? Это ты хотела услышать? Так вот, я сказал! Довольна? Легче стало?! — он замолчал, уперевшись в косяк. А у меня сердце едва не остановилось. — Машунь, золотце мое… Только открой эту гребаную дверь… Я тебя прошу…
В книгах я читала фразу, что в секунды шока мысли разбегаются из головы, и ты не можешь сказать что-то внятное. Бред, думала наивно. И вот сейчас наступил тот момент, когда я вообще ничего не могла выговорить... Ничего разумного. Прямо белый лист перед глазами, и обезьянка ритмично в тарелочки бьет.
Бах-бах-бах...
— Ааа… Уже неважно, — выпалила, нагло соврала. Потому что так плохо стало в тот момент. Прямо весь негатив за Новый год в голову ударил. Хотелось рыдать белугой и жалеть себя несчастную. — Раньше надо было. Вы и с Мариночкой прекрасно вечерок провели… Я вам была не нужна. Идите вон к ней и блузу ее липкую от тела отдирайте, ага. Глядишь, чего-то и перепадет!