Громкие хлопки постепенно стихают, но визг шин по асфальту по-прежнему бет по мозгам противным тяжелым звуком.

Не знаю, сколько времени проходит до момента, когда все наконец то успокаивается. Машина начинает ехать ровнее. Лишь тяжелое дыхание мужчины прямо над моим ухом дает мне понять, что я до сих пор нахожусь в реальности. Холодный пот проступает на лбу и спине.

В салоне машины тихо. Костя молчит. Уверенно жмет педаль газа. Кажется, все настолько шокированы, что не могут произнести и слова.

Очень медленно разлепляю глаза.

Варламов все еще давит на меня тяжестью собственного веса, и дышать становится совсем трудно. Все успокоилось, почему он до сих пор на мне? Упираю ладони ему в грудь. Мужчина никак не реагирует, а я начинаю задыхаться. Руки мгновенно окутало чем-то жидким, теплым.

Я ничего не понимаю, в сознании полный хаос. Лишь хочу вдохнуть полной грудью.

Напрягаю мышцы на руках и отталкиваю от себя мужчину. Его тело безвольно упало на сиденье, и только тогда я увидела бурые пятна крови на белоснежной рубашке. Кажется, мои глаза стали больше земных орбит по размеру. Я взвизгнула и тут же зажала рот ладонью.

Он что, мертв!? Он же только что дышал! Или мне показалось?

- Костя! Костя! – парень бросает взгляд в зеркало заднего вида.

- Твою мать! – заорал он в ответ. А я вжалась спиной в дырявую дверцу машины, как можно дальше отодвигаясь от Варламова. Перевела взгляд на свои руки, перепачканные кровью, и тут же вытерла их об одежду.

Не могу отвести взгляд от лица Евгения Сергеевича. Его глаза закрыты, а рот как-то неестественно расслаблен. Руки безвольно лежат вдоль тела. Я облизываю пересохшие от волнения губы.

- Пульс! – орет Костя, все больше нажимая на газ. – Проверь!

Я растерянно перевожу взгляд на водителя. Тело будто каменеет. Приходится сделать огромное усилие над собой, чтобы просто пошевелить рукой.

Прикладываю ледяные пальцы к шее. Ничего не чувствую. Я не умею! Я ни разу в жизни не измеряла пульс! Где эта чертова вена, которая должна пульсировать? Его кожа теплая, и немного шершавая на ощупь. Кровь все еще сочится из раны, все больше растекаясь по рубашке.

И вдруг, на подушечках пальцев чувствуются слабые удары. Еле различимые, но в сознание бьёт отчетливая мысль «Он еще жив».

Наверное, это правда, что в критической ситуации люди начинают действовать практически на автомате. В один миг, все эмоции будто испарились. Тело вновь начало меня слушаться, а разум был ясен как никогда. Я точно знала, что мне следует делать, поэтому быстро сняла с себя дорогой свитер, и, оставшись в одной майке, прижала кашемир к груди мужчины, вжала ткань в тело так сильно, как только смогла. Аккуратно приподняла его голову и придерживая ее в вертикальном положении, села рядом.

Единственное, на что остается надеяться, это то, что мы доедем до больницы раньше, чем… Чем… Я не хочу даже думать об этом. Почему-то именно в этот момент до меня доходит, что этот мужчина только что спас мою жизнь. Ведь стреляли именно с той стороны, где сидела я. А это значит, не накрой он меня своим телом…

Нервно сглатываю. Руки до сих пор трясутся от страха, но разум продолжает отсеваться холодным.

Лишь спустя двадцать минут мы подъезжаем ко входу больницы. Случайные прохожие изумленно оглядывают машину, в которой красуются зияющие дыры от пуль. Костя резко тормозит и вылетает из машины, открывая заднюю дверь и беря мужчину на руки.

Я без замедления следую за ним.

- Врача! Срочно!  – кричит парень, и к нам тут же подбегают пара мужчин в медицинских халатах. Еще через секунду, будто по волшебству, рядом с нами визуализируется каталка, я даже не успеваю заметить, как Варламова перекладывают на нее, и моментально увозят. Все происходит настолько быстро, и в то же время как в замедленной съемке. Это удивительно, как разум воспринимает реальность, подверженный шоковым обстоятельствам.