Подходя к костру, Тереха осмотрел путников. Он был по сравнению с ними в выгодном положении: из темноты видел все. Они же, ослепленные пламенем, не видели ничего. Мужчины были одеты в добротные сапоги с длинными голенищами, в брюки галифе с кожаными леями, полувоенные куртки со стоячими воротниками, в кожаные кепки. Как показалось Терехе, оба были примерно одного возраста: пожалуй, от тридцати пяти до сорока. Они очень бы походили друг на друга, если бы один из них не носил очков в роговой оправе, что делало его при простоватом полном лице недоступно строгим. «Видать, какие-то начальники, недохватки в одежде-обутке не имеют», – подумал Тереха.

– Ну вот, теперь можно и поздоровкаться, – входя в круг, освещенный пламенем, сказал Тереха и от всей души пожал руку вначале незнакомцу в очках, так как, по его представлению, он был старшим по званию, по должности, потом тому, который был без очков.

– Откуда, земляк, плывешь? Как зовут? – спросил очкастый.

– С Белого яра плыву. Терентий я, Черемисин.

– С Белого яра? Это где же такой?

– Да есть тут на Васюгане неподалечку одно место с таким прозванием, – решил не спешить с откровенными ответами Тереха. – А вы кто такие будете?

– Я Касьянов, он Звонарев. Оба из Томска, из губпотребсоюза. Едем к вам на Васюган. Фактории будем открывать, сказать проще – магазины со всякой всячиной. Нам пушнину, рыбу, вам – что душа захочет.

– Вот оно какое дело! Белый яр не вздумайте обойти.

– А кто вы такие? И почему вас нельзя обойти? У вас что, пушнины видимо-невидимо?

– А вы что, не слышали, кто мы такие?! Коммунары мы! Коммуна «Дружба» на Белом яру поселилась.

Очкастый посмотрел на приятеля, после небольшой заминки с подчеркнутым оживлением сказал:

– Да ты что, Черемисин, умный или дурак? Кто же нам позволит обойти коммуну?! Уж где-где, а на Белом яру обязательно факторию откроем. Под крылом коммуны. А домишко под магазин найдется у вас?

– Для такого дела вмиг построим. Нас все-таки артель. По бревну каждый мужик прикатит из леса – вот тебе и дом.

Путники переглянулись и добродушно рассмеялись.

– Это верно, что одному мужику на год, то артели на один день, – рассудительно подтвердил очкастый и вдруг спросил: – А ты, Черемисин, партийный или только сочувствующий?

– Партийный. В двадцатом году в партизанском отряде в партию мы записались.

– Ну вот и мы со Звонаревым тоже с двадцатого года в партии, – сказал очкастый и, шуруя костер, добавил с усмешкой: – Так что мы с одного куста ягодки.

– Выходит, что с одного, – с большим облегчением сказал Тереха, подумав: «Люди хоть городские, а закваски нашей, партийной».

Тот, который был без очков, снял с костра вскипевший чайник и поставил его на землю возле разостланного плаща, на котором лежала уже приготовленная к ужину снедь.

– Давай, земляк, пододвигайся сюда ближе. Ужинать будем, – пригласил Тереху очкастый.

– Ужинать – не дрова рубить, – засмеялся Тереха и встал, чтобы сходить к обласку за своим припасом.

Очкастый понял его намерение, остановил:

– Куда ты, земляк? У нас тут еды на пятерых хватит.

– А у меня стерлядочка копченая имеется.

– Копченая стерлядочка – это неплохо! Очень даже неплохо! Может, Иван Денисыч, по такому случаю бутылочку выставишь? – ухмыльнулся очкастый, взглянув на своего приятеля.

– Так и быть! Берег на случай простуды, – сказал тот и, что-то бурча себе под нос, извлек из мешка бутылку водки.

Тереха сходил за своим припасом и, раскладывая копченую стерлядь, кивнул с улыбочкой на бутылку:

– Расстарались где-то товаришочки. По нонешним временам эту штуку днем с огнем не найдешь.