Он не пытается ничего сказать, и я, упиваясь своей властью, добавляю, чтобы его добить:

— Я все тебе простила: твой уход, твое молчание все эти шесть лет, даже сына. Но ее я тебе никогда не прощу. Любую другую женщину бы простила, а ее — не могу.

 

9. Глава 9

Макар

Я прикрываю глаза. Больно. Ее слова, направленные на то, чтобы задеть, ранят. В самое сердце попадают и рвут его на части. Не то, чтобы я думал, что сразу после извинений Оля меня простит и скажет, что ничего страшного не произошло, но… я на что-то надеялся. Учитывая, что пришла она с мужчиной, зря…

Сердце стучит в груди навылет. Я понимаю ее боль и от этого становится тошно. От самого себя. Не искал, оставил, отпустил в лучшую, мать ее жизнь. И где эта жизнь? Она плачет стоит, руками себя обхватила и волком на меня смотрит. Ненавидит. 

И с сыном видеться не запрещает. Просит с ней не разговаривать, а ведь общаться все равно придется, как бы там ни было. По мелочам или воспитанию все равно придется разговаривать.

— Уходи, — тихо шепчет. — Уходи отсюда. Мне нужно успокоиться и поехать за Тимофеем. 

— Я отвезу, — предлагаю.

Оля резко вскидывает голову, смотрит на меня так, словно видит впервые. 

— У меня есть мужчина, чтобы поехать за сыном. Динар, ты его видел только что. Нет необходимости. И я не готова так скоро представлять тебя Тимофею.

Слушать это больно, но заслужил. Разговаривать, вроде как, больше не о чем, но уходить не хочется. Понимаю, что никак ее не утешу, ничего не смогу сделать, она меня даже слушать не станет, чтобы я не сказал. 

Словно в подтверждение ее словам, слышу хлопок входной двери. 

— Оля? — видимо, тот самый Динар. 

Находит нас безошибочно. Не соврала, действительно в отношениях, раз так хорошо знает ее квартиру. Но врать это по моей части, она была со мной честна. Злюсь на себя.

Он подходит к ней, минуя меня и задевая плечом. Сцепив зубы, терплю, хотя откуда-то возникает едва контролируемая злость. Хочется развернуть его к себе за плечо и врезать. Гашу эту злость. Потому что права не имею и потому что обидел Олю не он, а я. Шесть лет назад обидел, а сейчас заставил ее пережить все это снова.

— Малыш, ты в порядке? — спрашивает у нее, прикасается, трогает за талию, стирает со щек слезы. 

Она все это ему позволяет. Мне не разрешила. Обнять позволила и успокоить, а затем оттолкнула. Терпеть не может мое присутствие. 

— Он тебя обидел, что ли? 

— Нет, — она его удерживает за плечи, цепляется. Не дает отойти. — Все нормально, просто… это отец Тимофея.

Она выговаривает это так, словно после этого все становится понятно. Динар понимает, потому что кивает. Понимает! Знает, значит, сложившуюся ситуацию. Смотрит на меня недружелюбно и даже зло.

— Думаю, тебе лучше уйти, — говорит он. — Сейчас же!

— Оля… 

Она тоже просила уйти, но я… не могу ее так оставить! 

— Уходи… номер свой оставь и иди. Я позвоню, сообщу все. Спасибо, что предупредил о журналистах.

Пять минут назад она со злостью сказала, что ни за что меня не простит, а сейчас благодарит и даже улыбаться пытается. Динар явно ее успокаивает своим присутствием и это еще одна стрела, добравшаяся до самого сердца. Я отчетливо понимаю, что натворил. Наверное, только сейчас, когда смотрю на то, как Оля жмется к другому мужчине, как ей спокойно в его объятиях.

Меня сжигает ревность. Дикая. Ее “оставь номер”, как брошенная голодной собаке кость, когда другому псу досталось мясо. Сжимаю зубы, но номер оставляю. Терплю. 

— Я буду ждать звонка, — произношу и, развернувшись, иду в коридор.

Не помню, как оказываюсь на улице. Осознаю это, когда вдыхаю воздух полной грудью. Это отрезвляет. Отвлекает от терзающих мыслей. Добравшись до автомобиля, забираюсь внутрь. Сюда я ехал без водителя, захотелось сесть за руль самому. Сейчас жалею, потому что злость поднимается изнутри.