У них, конечно, супротив его топора ружья, да тесаки, да лук со стрелами, а все-таки боязно. Лесоруб ведь.

Птицелов, чтобы подбодрить их, затянул песню – единственную, какую знал:

Допеть он не успел. Тычок в незаживший бок заставил его умолкнуть.

– Нашел о чем распевать, чужак! – прошипел Бошку. – Накличешь на нашу голову…

– Кого? – удивился Птицелов.

– Кого-кого, – пробурчал мутант. – Непогребенных, вот кого!

– А чего их бояться, – сказал Птицелов. – Под развалинами непогребенных этих… до самой Столицы частокол можно выстроить…

– Понимал бы что, – не унимался Бошку. – Одно слово – чужак!

– Да ты не обзывайся, объясни толком…

Бошку поозирался боязливо, затем потянулся к уху Птицелова лягушачьими губами.

– Те, кто под развалинами, не опасны, – прошептал он. – Дома они у себя померли, понял?! Все равно что погребены, как положено. Принц-герцог, когда с нами жил, над ними даже отходную читал, заместо священника…

А непогребенные – это те, кто на дороге этой сгинули. Или в болотах, или там, где Плешь сейчас… Понял?

– Угу, – отозвался Птицелов. – Только чего их бояться, все одно – мослы да черепушки…

– Старики сказывают, – вклинился в разговор Хлебопек, – души непогребенных в упырей вселились. Думаешь, почему их упырями кличут?! То-то! Упыри и есть. Не погребли их по обряду, не отпели даже. Вот они и лютуют теперь.

– А по-моему, байки все это, – сказал Птицелов. – Бабские суеверия… Упыри – это всего лишь большеголовые мутанты. И ничего больше. Так, говорят, сам Колдун считает…

– Сам он мутант большеголовый, – непочтительно отозвался Киту. – Помнится, принц-герцог говорил, что упыри до Гриба были обычными псами. Преданными, понятливыми, ласковыми… А после – в них словно бес вселился. Лаять и хвостами вертеть разучились. Зато бурчат теперь, почти по-человечески. Ушлые стали, любой капкан обойдут за версту…

И человечиной не брезгуют, сам знаешь…

– А куда это подевался, ваш принц-герцог? – спросил Птицелов, чтобы сменить тему. – Только и слышу: принц-герцог то, принц-герцог сё, а самого в глаза не видал…

– Уехал он, – откликнулся Бошку. – Как Башни сломались у северян, так и уехал. В Столицу подался.

– Что же это он, благодетель, бросил вас, что ли?

– Не трепи, чего не знаешь, – окрысился вдруг Колотун. – В Столицу он подался, тебе говорят, у новых властей за нас, сирых, просить. Помощь чтоб какую, пилюль, жратвы, одежонки подбросили чтоб…

– И давно?

– Да перед самым твоим приходом отбыл.

– Давненько, – заключил Птицелов. – Может, и забыл уже о вас… сирых.

– Как щас перетяну по хребтине! – вмешался дядька Киту. – Не знаешь ты принца-герцога, а вякаешь! Ничего он не забыл! Ходит там, пороги обивает, болезный, медальками своими бренчит, ради нас старается… Думаешь, северяне из-за мутантов-выродков так сразу все дела свои бросят?! Как же, держи карман шире!

– Ничего я не думаю, – огрызнулся Птицелов. – Что я, северян не видел?

– Не видел, так увидишь, – невпопад ото-звался Бошку. – Тихо!

Гортанные возгласы, переходящие в подвывание и нечеловеческий хохот, нарушили тишину ночи. Они раздавались то тут, то там – со всех сторон сразу.

Мутанты остановились, сгрудились, выставив оружие, до рези в глазах всматриваясь в полумрак.

– Так тебя перетак, – заныл Бошку. – Накликал беду, мясоед тебя задери… Говорил же, не тревожь непогребенных, мутант шестипалый…