Пал Палыч глянул на Кольку и внезапно спросил его:

– Ну, откуда они выходили на охоту?

«А я знаю?» – чуть не ответил Колька, но промолчал, походил вдоль кирпичной кладки, проваливаясь местами в снег, и понял, что, скорее всего, это место тут, рядом с этим чахлым деревцем. Откуда пришло это знание, он не понял, но решил, что интуиция есть интуиция. Не стоит с ней спорить.

– По ходу, здесь, – ответил Колька оперативнику и успел увидеть одобрительную улыбку, скользнувшую у того по лицу.

– Верно, – подтвердил Пал Палыч. – Следов, по крайней мере визуальных, здесь нет, да и быть не может. А вот эманации зла еще остались, и ты их учуял на уровне рефлексов. Молодец, со временем хорошим оперативником можешь стать.

– И чего теперь? – Кольке была приятна похвала коллеги, что уж тут скрывать. – Ну вот эти эманации остались, но мы же сами сквозь забор не пройдем?

– Конечно, сами не пройдем, – не стал спорить оперативник. – И по этой причине позовем-ка мы к себе сюда проводников.

Пал Палыч достал из сумки, висящей на плече, какую – то запечатанную мензурку, вынул из нее пробку, пробормотал себе под нос что-то на неизвестном Кольке языке и плеснул мутную жидкость на забор.

Снежная пелена окутала место, куда попало содержимое мензурки, повисела там около минуты и опала, оставив что-то вроде марева, сквозь которое было видно деревья на той стороне забора, так, будто в нем дырку пробили.

– Ух ты! – Колька аж открыл рот. – А это чего это?

– Цыц! – жестко произнес Пал Палыч. – Стой, смотри и молчи.

Марево колыхнулось, и сквозь него прошли две старушки, самые что ни на есть обычные, в черных платках, сгорбленные, разве что только без авосек в руках и одетые как-то очень легко, не по сезону, в шерстяные кофты, длинные юбки и платки, полностью скрывавшие лица. А вот верхней одежды не наблюдалось вовсе – ни пальто с побитыми молью воротниками, ни пуховиков китайских, универсальных. Колька хотел было этому удивиться, но тут заметил, что старухи эти еще вроде как слегка прозрачные, сквозь них забор проглядывает. Тут и понял он, кто прошел через марево и на их зов пожаловал.

Да еще и холодом его обдало изрядно. Когда старухи прошли сквозь эту пелену, к обычному зимнему ознобу добавился какой-то другой, странный, незнакомый до этого, он как будто обжигал парня изнутри и колол тысячей иголок.

Крючковатые носы, торчащие из-под платков, слегка зашевелились. Возникало ощущение, что эти существа принюхиваются, так же как голодный человек с удовольствием вдыхает запах еды.

– По какому праву вы сегодня забрали тех, кто принадлежит этому миру? – негромко, но очень отчетливо проговорил оперативник. – По какому праву или по чьей воле?

– Они пошли с нами добром, – сказала та старуха, что стояла слева, голос у нее был глухой и какой-то дребезжащий. – Они сами дали нам власть над своими именами.

Она явно не оправдывалась, а просто деловито сообщала то, что сделанное есть ее право. Право мертвого на жизнь живого.

– Они дети, зла не делавшие и его не ведавшие, нет у вас власти ни над именами их, ни над волей, ни над судьбами, – грозно сказал оперативник. – И вы знаете, что вам грозит за такое бесчинство.

– Нам не нужно разрешение для того, чтобы получить чью-то жизнь, – ухмыльнулась правая старуха. – И ты это прекрасно знаешь, судный дьяк.

– Знаю, – согласился Пал Палыч. – Но знаю также, что грозит вам за то, что три невинные души забраны были обманом. И не сомневайтесь, весть об этом будет донесена до нужных ушей.

Старухи гадко заулыбались, а Колька в этот момент приметил, что внутри у них не только прозрачность имеется, но и чернота какая-то, будто сгусток тьмы или клякса чернильная там сидит.