Первое, что слышу после своего рассказа.

    Хм… в случае с кем-то другим это звучало бы как оправдание. Мне же летит упрек, что хватит страдать херней. Опускаюсь до запрещенного в наших с Региной отношениях приема:

    — Тебе — тридцать три. Хочешь сказать, что нужно подождать? Качественный прорыв в интенсивности чувств и проявлении любви?

    — Нет, — печально усмехается она. — Более трезвое отношение к жизни.

    — Ну так у меня в запасе еще четырнадцать лет, успею протрезветь.

    — Жень, и мы возвращаемся в начало: какой ценой? Ваш конфликт с отцом и так ослабил наши позиции, а твои намерения еще сильнее усугубят ситуацию. И еще момент: если у вас с Энджи все получится, ты подумал, что потащишь за собой всю Веровскую семью? А Иван Сергеевич не дурак, и на его месте я бы целенаправленно препятствовала развитию событий в данном направлении. Но в отношении детей он всегда был слишком мягок. И Герасимов, насколько я понимаю, предоставлен любимой дочери в качестве «клина». Веров не учел только то, что у Богдана Александровича могут быть свои собственные, более серьезные планы. А учитывая, ЧТО он повесил на ее руку в ресторане, роль «клина» там даже и близко не стояла.

    — Что? — беспокойство начинает набирать обороты, норовя перерасти в тревогу.

    Регина ловко достает телефон из сумочки, пара нажатий, и мне демонстрируют комплект из четырех предметов, стоимость которого определяет достаточное количество нолей.

    — Браслет. Но я знаю, что при покупке комплект не разбивали. Хочешь ставку на то, что будет следующим?

    Сильнее сжимаю челюсти.

    Энджи такое не носит. Не носила… Там… он был у нее на руке…

    — Все на тебе, дорогая! — подрываюсь с места я.

    — Рудов, ты оборзел?! — вопль уже мне в спину.

    — Считай, что испытательный срок на место генерального у тебя уже начался! — ору в ответ из-за закрывающейся двери лифта.

    Даже не сомневаюсь, что мне продемонстрировали средний палец, но это терпит.

***

    Он везет ее к себе. Пытаюсь сдержаться, чтобы не выплеснуть бурлящую лаву гнева на подчиненных. Рудов, ты сам все испортил, все погубил еще с самого начала. В желании показать ей границы дозволенного и очертить рамки приемлемого, ты не учел саму Энджи.

    Я не успеваю…

    С усилием перевожу дыхание:

    — Регин!

    Молчание.

    — Мне нужна твоя помощь!

    — Удивил. А свою предложить не хочешь? Для разнообразия…

    — Реги-и-ин!

    — Что?

    — Мне нужно, чтобы Герасимов свалил из своей резиденции,— выдаю быстро я.

    — А мне — твои подписи на пятнадцати документах.

    — Регин, — у меня нет желания продолжать торги, — сделаешь?

    — Да… Женя. И думай, пожалуйста, головой.

    Хороший совет, особенно когда в этой самой голове я не могу найти ни одной адекватной причины, чтобы Эндж отказала Герасимову, тем более после моей выходки.

    Торможу и резко съезжаю на обочину. Выхожу из машины, глубоко дыша, ревность сейчас самое органичное и в то же время самое паршивое чувство, которое откровенно мешает. Прихожу к выводу, что есть только один шанс все изменить. Я не могу просрать и его из-за того, что в очередной раз пойду на поводу у своих эмоций. Рудов, считай это личным вызовом и, ради бога, сделай все правильно!

    Машина Герасимова проносится мимо. Он — один.

     Охренеть! Регин, как ты это делаешь?!

    Еще не знаю, как буду выманивать Эндж, если она захочет остаться у него. Сердце сжимает, словно в тисках.

    Сообщение: с ее номера вызвали такси. Не думаю, что ей не предложили альтернативу в виде личного водителя. А это значит, мои шансы возрастают.