8. Глава 8
— Какая же ты идиотка, Тася! — причитала сестра, пытаясь кому-то дозвониться. — Придурошная!
Я смотрела на нее с удивлением. Не понимала такой злости ко мне. Что я сделала не так? Отказала ему? В этом моя проблема? А что я должна была делать? Прыгать к нему на руки и кричать, чтобы взял меня?
Противно!
В первую очередь от реакции сестры. Хотела было развернуться и уйти в свою комнату, закрыться там и не слушать ее обвинения, но она резко так остановила меня словами:
— Ты хоть представляешь, что наделала?
Я непонимающе на нее уставилась. Ждала объяснений.
— Его убьют, понимаешь? Никто его обратно в тюрьму возвращать не будет!
— Что ты такое говоришь? — произнесла, а у самой сердце забилось быстрее.
— А ты что думаешь, Бакиров Лешку нашего пожалеет? — она истерически расхохоталась, и по ее щекам ручьем потекли слезы.
Я насторожилась. Потому что сестра плакала очень редко. Даже когда Лешку посадили, она сдерживалась из последних сил, старалась быть сильной, а сейчас ревет, не в силах сдержаться.
— Он убьет его, дура ты безмозглая!
Лиля снова схватилась за телефон, нажала что-то на экране и приложила его к уху. Видимо, ей снова не ответили, потому что она швырнула телефон на диван и стала судорожно натягивать куртку.
— И куда ты? — остановила ее у порога. — Куда?
— Да пусти ты! — она грубо вырвала руку из моего захвата и посмотрела так, будто я предательница. — Тебе что трудно было побыть с ним? Месяц-два-три… ну раздвинула бы ноги пару раз, он ведь уже тебя трахал!
Сама не поняла, как подняла руку и с силой ударила ее по лицу. До красного отпечатка на белоснежной кожи и ошарашенного взгляда на меня. Мы никогда не дрались с ней. Даже в детстве всегда делились, а теперь. Стало дурно от своего поступка. И от ее слов тоже. Больно. Меня решили продать. Отдать мужчине, богатому, властному. Чтобы что? Спасти брата?
— Его убьют, если не уже, — произнесла Лилька и выскочила на лестничную площадку, громко хлопнув дверью.
Я же так и осела на пол прямо в коридоре. Опустила голову на колени. Заплакала. Лешке я зла не желала никогда, просто он… оступился. И сделал это ради нас. Родителей не стало давно. Мне тогда было семнадцать, Лильке пятнадцать, а Лешке двадцать. Он нас тащил. Зарабатывал, одевал, обувал. Это потом мы узнали, что он воровал. Но когда его посадили, мы уже были совершеннолетними и могли зарабатывать деньги.
Квартиру, что осталась от родителей, у нас отобрали. Как это произошло сейчас бы и не вспомнила, но нас просто выставили на улицу. Голодных и практически без одежды. Лешка тогда пришел, ошалел, долго бился в дверь, но ему так никто и не открыл. Мы ушли на съемную квартиру. В ней до сих пор и жили. А ту нам так и не вернули. Лешка сказал, что мамина сестра ее забрала себе. По документам, мол, могла, ну и наверняка приплатила.
Я к тому моменту была совершеннолетней и пошла работать, а потом подросла и Лилька. Вот только Лешку забрали почти сразу. И если до того, как его посадили, мы не жили впроголодь, то после…
Чувствовала себя виноватой. Потому что Лешка старался ради нас.
Вытерев щеки, поднялась решительно на ноги и пошла искать телефон. Он оказался в кармане куртки, там же и визитка, которую мне дал Карим. Я долго вертела ее в руке, но так и не решилась позвонить. Не определилась, что сказать. Спросить, как мой брат? Узнать, не убил ли он его? Было глупо!
Так и просидела с клочком бумаги несколько часов, пока дверь в квартиру не открылась. Я тут же встала, бегом побежала в коридор и наткнулась взглядом на Лилю. Она была… разбитой. Растерянной. Не плакала, просто молча стащила с себя обувь и прошла внутрь. Я — за ней. Не спрашивала, что случилось, просто зашла следом в комнату. Смотрела за тем, как сестра включает чайник, как делает чай в одну чашку, хотя раньше всегда делала в две.