Прошу ответить вас жених:

– Да.

Прошу ответить вас невеста…

Я совершаю огромную ошибку. Что будет, если я скажу нет и убегу? Доберусь на попутках до дома, увезу отца так далеко, что Мстислав нас ни за что не найдет. А выпустят ли меня? А Машу? На что способен Мстислав? Вдруг ей придется расплачиваться за мою свободу.

За моей спиной раздается шушуканье, а от Глеба исходят волны раздражения. Я поворачиваю голову и Мстислав смотрит, из-под насупленный бровей.

– Невеста?

– Да. Я согласна.

Мы обменивается кольцами под пафосную речь регистратора.

… означает, что отныне вы две половины, единого целого.

Просторная столовая сияет своей белизной, столы накрытые белоснежной скатертью, на них нежные орхидеи белого, розового и оттенка возвышаются на тонких палочках, не загораживают вид на улыбающихся гостей, а услужливая армия официантов щедро подкладывают дорогие закуски, пока я нервно мну белоснежную льняную салфетку.

Скоро молодые, то есть мы с Глебом, пойдем в комнату. Я останусь с ним один на один.

– Кончай кукситься! – шепчет мне на ухо Маша. – Ты пробовала лобстера? Татьяна, кухарка, сказала, что он стоит тысячу долларов!

– Я не хочу, – мне просто кусок в горло не полезет. С Глебом, за сегодняшний день, мы едва обмолвились парой фраз. Он снова держится отстранённо. Все после того, как его друзья высмеяли меня. Вот и сейчас он разговаривает с ними, обсуждает бокс, совсем не обращая внимания на меня.

– Эх! – вздыхает Маша, выпивая залпом шампанское. – Тихо как на похоронах и шампанское какое-то горькое.

– Что? – переспрашиваю я.

– Я говорю: горько! – кричит изрядно захмелевшая, почти труп, подруга. Почти, потому что я обязательно исправлю это. Мне вполне хватило поцелую на регистрации. Быстрого, мимолётного как удар электрошокером. Примерно это я ощущала, когда он меня поцеловал. 

Гости оживились и поддержали дружными возгласами. Глеб, натужено улыбаясь, встал и потянул меня за локоть вверх. Его рука ложится на мою талию, я замираю как лань перед охотником. Мысленно готовлю себя, настраиваю, чтобы не реагировать так бурно. Но все до того момента как его губы касаются моих. Я закрываю глаза, от переизбытка рвущихся чувств. Не реагировать! Не сметь!

Раз!

Голова кружится.

Два!

Ноги слабеют, мне приходиться обхватить его сильную шею, давить в себе желание провести руками ниже, по ярко выраженным грудным мышцам, которые не возможно скрыть хлопковой рубашкой.

Три!

Ноги слабеют, а сердце в груди делает кульбит.

Глеб отпускает меня и я мешком падаю на стул.

– Три? Слабак! – кричит подруга, хватанувшая слишком большую порцию шипучей храбрости. Глеб опирается на спинку моего стула и наклоняется к Маше.

– Ещё одна такая выходка, и ты отправишься в свою тьму тараканью пешком. Не забывай! Ты! Всего лишь прислуга! И здесь только потому, что моя жена, Олеся, считает тебя подругой. И хватит пить! Ты превращаешься в вульгарную дуру, – Глеб не повышает голоса, говорит вкрадчивым шепотом, но звучит это очень устрашающе, что не только у меня бегут мурашки страха, но и Маша превращается в тихо блеющую овцу.

– Простите Глеб Мстиславович. Я поняла вас, – несмотря на робость и страх, я возмущена тем, как он разговаривает с Машей.

– Это, как ты верно заметил, моя подруга! Я  не позволяю себе так разговаривать с твоими многочисленными гостями. Пусть мне не всегда нравится что они говорят и как действуют, – смотрю за плечо мужа, на его друзей. – И жду от тебя того же. Имей уважение к моей ЕДИНСТВЕННОЙ гостье.

– Она прислуга!

– Не сейчас! Сейчас она моя гостья. И если тебе так противно меня целовать, мог просто этого не делать, – близко сидящие гостьи затихают, внимательно прислушиваясь к нашей беседе.