За тридцать минут до старта – контрольная видеоконференция всех подразделений, участвующих в испытаниях. Все на местах, все готовы. Плюи пригладил рукой растрепанные волосы, улыбнулся в экран команде Малого линейного ускорителя:

– Загоняйте шары в лузу, ребята. Поехали!

Все время, пока шел предварительный разгон частиц, он провел в дальнем углу операторской, у кофейного автомата, что-то тихо обсуждая с Главным конструктором и вливая в себя чашку за чашкой крепкий эспрессо. Иногда от пульта доносился голос дежурного инженера:

– …Пошла инжекция в синхротрон!

– …Пошла инжекция в бустер!

– …Инжекция в суперсинхротрон!..

Он вернулся к пульту за три минуты до старта. Дежурный молча кивнул: все идет как надо.

– Обратный отсчет, – объявил Плюи в микрофон.

Стало тихо. Только механический голос синтезатора, с преувеличенной четкостью отмеряющий оставшиеся секунды, прыгал в тишине, словно мячик.

– …два… один… ноль.

Началось. Открылись невидимые шлюзы инжекторов, поток частиц ворвался в левый контур кольца Большого Ускорителя, постепенно разгоняясь до околосветовой скорости. Через двадцать секунд открылся второй шлюз, наполняя правый контур, где частицы неслись в противоположном направлении. Пол под ногами загудел. Плюи увидел, как волосы на затылке дежурного инженера зашевелились и встали дыбом. Это не страх, не ужас, это поле сверхпроводящих магнитов, которые яростно ревут сейчас за бетонными стенами тоннеля. На шкалах энергодатчиков начинается свистопляска цифр: значения вырастают на целый порядок каждые четверть минуты.

Но еще рано.

– Ноль восемьдесят четыре ускорения, – объявляет дежурный.

Главный конструктор мсье Жераль вдруг поднимает указательный палец: что-то не так. Скачок температуры в системе охлаждения. Плюи, сложив руки на груди, мрачно наблюдает за показаниями приборов. Нет, кажется, температура опять вошла в норму…

– Ноль девяносто восемь ускорения.

Плюи командует в микрофон:

– Всем детекторам приготовиться… Первый, ваш выход.

– О’кей, – ответили на первом детекторе.

– Есть единица, – произносит дежурный внезапно севшим голосом.

Есть.

Частицы на противонаправленных контурах разогнались до проектной скорости, приближающейся к скорости света. В напряженной тишине истекают последние секунды, возможно разделяющие две эпохи в истории человечества. Плюи морщится, словно тяготясь невольной торжественностью момента, и голосом спокойным и твердым говорит:

– Открыть контуры в зоне первого детектора. Пошел контакт. С Богом, дети мои…

На восточной стене зала вспыхнула панель, где дублируются показания приборов первого детектора. Побежали цифры. Зал взорвался криками и аплодисментами: есть! Мы смогли! Мы сделали это! Кто-то из женщин восторженно завизжал, словно это поп-концерт… Потом все взгляды как-то сами собой устремились на Жан-Жака Плюи. В этот исторический момент, момент своего триумфа, он стоял у пульта, сунув руки в карманы брюк и угрюмо… нет, даже мрачно, убийственно-мрачно смотрел поверх голов на восточную стену, где сияла панель первого детектора. Кто-то обернулся, следуя за взглядом Плюи. Последовал удивленный возглас. Обернулись еще несколько человек. Аплодисменты постепенно стихли. Вся научная и техническая обслуга Большого Ускорителя вперилась взглядами в приборы детектора. Там творится что-то непонятное. Страшное…

– Куда? Куда оно ползет? – воскликнул кто-то.

Литера «D» на дисплее замигала, оповещая Клода о том, что анализаторы готовы принять его работу. Спустя секунду, ясным мусульманским полумесяцем загорелась литера «С». Клод развернулся у шестого стыка и поехал к себе. В конце концов, никто не может запретить ему выпить чашечку кофе. Времена рабского труда на плантациях давно ушли в прошлое!