– Зачем, каталка есть.

А он отвечает:

– Нельзя, будет больно очень.

– Даром что немец… – с той же монотонной интонацией заключила дочка старого акробата. Увидев, как от последней фразы, словно от удара, вздрогнула Катя, Анна спохватилась:

– Ой, извините…

Снова повисло молчание. Обе делали вид, что поглощены размешиванием сахара в стаканах с чаем.

Взглянув на помрачневшую Катю, Аня закончила:

– В этом- то все и дело. Отец говорил: «Немец и фашист – не одно и то же. Только как в нашей стране это людям понять, если в каждой семье есть либо погибшие на войне, либо умершие в лагерях, либо угнанные в Германию, либо пропавшие без вести»…

– Родион Николаевич поэтому со мной не хотел говорить? – подняла, наконец, глаза от стакана Катерина.

– Да, и поэтому тоже. Ведь ваша фамилия Андреева, а у Августа Артуровича – Лихт. Папа узнавал, вы – не замужем.

«Вот почему старик все спрашивал, почему кольца обручального нет», – вспомнила Катя…

Аня вдруг с некоторым осуждением констатировала:

– Значит, фамилию матери взяли, постеснялись отца…

Катя обиделась:

– А спросить сам не захотел?

– Да он не знал, как вы прореагируете, – словно извиняясь за только что высказанное осуждение и за отца, – уточнила Аня и продолжала:

– Захотите ли, вообще, говорить. Ведь ваша мать не захотела с ним жить.

– Не захотела жить!? – вскинулась Катя, – так ведь он…

Многолетняя привычка хирурга сдерживать эмоции заставила Катерину замолчать. Она смотрела мимо своей собеседницы, на входную дверь забегаловки, пытаясь вернуть себе самообладание. Про себя подумала: «Какой странный день сегодня! На смену неудачам приходит неизвестность…»

…Катя вспомнила, как 20 лет назад они встречали в новой московской квартире задержавшийся в дороге из Подмосковья контейнер с мебелью. Они тогда с сестренкой Танькой радовались, что наконец-то приехали их игрушки, кровати, стол. Бегали с улицы на второй этаж трехэтажного дома, где им дали квартиру, перетаскивали посильные им по весу вещи. Мать, как всегда, руководила: на этот раз грузчиками и дочерьми.

Поздно вечером, уставшие, дремавшие за столом, они пили чай с вафельным тортом в ознаменование начала нормальной жизни.

– А папа скоро приедет? – спросила Танька, и обе девочки вопросительно взглянули на мать.

Та ответила не сразу. Сидела, помешивала ложкой в стакане с остывшим чаем, потом вздохнула, как будто собиралась прыгать с вышки в бассейне. Она у них была отчаянная, как говорил папа, – занималась и плаванием, и гимнастикой, и стрельбой.

– А папы больше нет, – сказала мать и посмотрела сначала на Таньку, а потом на Катю.

– Как нет, – проснулись обе сестренки, – а где он?

– Он разбился, – сказала мать и начала убирать посуду со стола. – Он поехал на похороны бабушки Амалии, и на ТОЙ дороге они столкнулись с грузовиком… Девочки (Кате было тогда 14, а Тане 10) знали про ТУ дорогу. Это была трасса из Свердловска в Нижний Тагил. Там часто на одном и том же отрезке пути бывали аварии, и машины там бились, если не на крутом повороте, то сталкиваясь друг с другом….

– А в каком году это было, когда ваш отец был в Нижнем Тагиле? – вернувшись в реальность – к стойке в забегаловке и остывшему чаю, спросила у Анны Катерина.

– Это было в 1972 году.

– Вы ничего не путаете?

– Нет, ничего… Папа тогда уже только ставил трюки и тренировал. Он 1919 года рождения, ему тогда было пятьдесят три года, и он говорил, что они с вашим отцом ровесники, но вот у гимнастов век профессии короток, а у хирурга в этом возрасте – расцвет.

– Получается, – не замечая, что рассуждает вслух, сказала Катя, – что мы его с Танькой считали умершим, а он был жив?!