Я мог бы дать слово офицера, но предпочел не делать этого. Я решил действовать с Арсамаковым только так, как он, в моем понимании, того заслужил.

– Я никакой гарантии давать не буду. Если он заинтересует меня своим предложением, я могу согласиться, могу не согласиться, но мне, возможно, нужно будет время, чтобы подумать. Если вообще не заинтересует, я просто пристрелю его, и этим все закончится. Твой эмир не такая уж большая величина, чтобы с ним считаться. Это не только мое мнение. Это мнение моего командования. Иди к эмиру. Сколько времени тебе понадобится?

– Около двух часов, – нетвердо сказал бандит.

– Даю тебе пять минут. Если через пять минут эмир не будет здесь, может вообще не приходить. Я найду его и уничтожу…

Я говорил предельно жестко, безжалостно, без всякого уважения к Арсамакову, что, как мне показалось, больше всего удивляет и даже возмущает моего собеседника.

– Я засек время. Иди…

– Я не успею за это время дойти до Арсамакова.

– Тогда просто встань, перейди со склона на середину тропы и сядь на камень. Видишь камень справа от тебя? Это и есть твое место.

– Я не получу пулю в спину?

Он был не из безрассудно отважных людей. А чрезмерная осторожность уважения никогда не заслуживает.

– Зачем нам твоя спина? Ты уже мог получить пулю в лоб или в глаз, куда смотрит своим прицелом снайпер. Время пошло…

Ему не требовалось далеко идти, понимал я. Я видел при свете звезд и «лунного света» своего тактического фонаря, как мой собеседник жестикулирует. И понимал, что эмир Арсамаков передо мной. При всей его подлости и желании всегда устроить противнику ловушку, личной храбрости эмиру хватало. Об этом говорили разведдонесения и показания осведомителей – иногда рискнуть он себе позволял. Я подозревал, что у него не осталось людей и потому он пришел сам. Не побоялся. Эмир видел в этом свой единственный шанс.

Он двинулся в сторону протоптанной тропы. Сел на камень, на который я указал. И стал ждать. Но я решил все же подстраховаться. Прижал микрофон ближе ко рту и прошептал:

– Коля! Камнеломов! Слышишь меня?

– Слышу, товарищ старший лейтенант.

– Запусти свой беспилотник, пусть следит за нами. Я буду беседовать с эмиром Арсамаковым. Он сейчас здесь. Подстрахуй, чтобы никто не подобрался в ночи.

– Беспилотник готов. Запускаю.

– Сейчас подойдет майор Медведь с моим планшетником. Смотрите вместе, что там и как. И докладывай мне, чтобы я знал. Мне могут понадобиться аргументы.

Я вытащил из специального кармана на груди планшетник, передал его Медведю. Показал, как переключаются камеры. Мои слова до Арсамакова не долетали.

Майор, похоже, с программой работать умел, потому только кивал и вопросов не задавал. Только перед уходом спросил:

– Ты уверен, старлей, что мы разговаривали с Магометом Арсамаковым?

Меня даже сомнения не посещали.

– На все сто процентов, товарищ майор.

– Что он сможет нам предложить?

– То же самое, что предлагал, когда собирался заманить взвод в ловушку. Предложит показать базу «пауков» и рудник. Это его единственный путь к спасению. Он рассчитывал стать местным властителем с собственным войском. Но мы прошлой ночью все его войско уничтожили. Теперь он – никто, и некому за него заступиться. Он желает своей помощью нам купить себе прощение. Но я обещать ему прощение не уполномочен.

– Да, ты уж будь аккуратнее в обещаниях.

– Я буду разговаривать с ним предельно жестко. Может, слегка побью…

– Удачи… – Майор повернулся и пошел. Пошел и я. Туда, к камню, на котором сидел эмир Арсамаков. В пяти шагах от эмира лежал второй камень, более высокий. Да и сам я ростом на полголовы выше Магомета. И потому я пожелал сидеть так, чтобы разговаривать с ним сверху вниз. Он выбрать сразу более высокий камень не мог. Тогда ему пришлось бы сесть спиной к нам. А он этого опасался. С одной стороны, понимал, что мы, поскольку не стали стрелять в глаз, не будем стрелять и в спину, с другой стороны, не опасался, а именно боялся повернуть свою спину нам.