Именно поэтому Гвин смогла увидеть типа, за которым они следили. Он прошел мимо них, потом остановился, чтобы на них посмотреть. Сердце у нее судорожно стучало в груди, она закрыла глаза и обвила руками шею Джошуа.

Она сделала это только для того, чтобы отделаться от незнакомца. Или, возможно, она сделала это потому, что ей хотелось настоящего поцелуя? В любом случае в ту минуту все изменилось. Джошуа словно забыл про истинную причину, заставившую ее поцеловать, потому что у него из груди вырвался стон, а его губы стали работать, а не просто касаться ее собственных.

От этого движения его губ у Гвин резко участился пульс. От Джошуа пахло медовой туалетной водой, мылом и разогретой на солнце натуральной кожей. Гвин не ожидала, что он будет пахнуть так соблазнительно.

Или так хорошо целоваться. Это не был нежный поцелуй. Это был настоящий, долгий, голодный и прекрасный поцелуй, это была попытка ее завоевать. А когда Гвин раскрыла для него губы, Джошуа сразу принял это приглашение, причем с дикой, какой-то звериной страстью, снова и снова проталкивая язык ей в рот. И после каждого подобного движения у нее по телу пробегали волны наслаждения.

Вот что это такое, когда тебя целуют по-настоящему. Гвин меньше всего ожидала этого от Джошуа.

В следующее мгновение он прижал ее к стене здания, бросил свою трость, чтобы обнимать ее уже двумя руками и держаться за нее ими. Почему то, что он сделал, почему это прижимание ее к стене заставило ее расслабиться? А она чувствовала себя мягкой, как масло, растекающееся по стене каретного двора. Она таяла.

Гвин не знала, почему это чувствовала, и ее это не волновало. Она просто хотела продолжения, хотела еще. Поцелуи Джошуа были великолепным пиром, которым она наслаждалась, это было блюдо, которое она ела с жадностью. Поразительная мягкость его рта контрастировала с жесткостью щетины у него на челюсти, которая царапала ее кожу.

Первые яростные движения его языка теперь стали более медленными и мягкими. Они стали соблазняющими и искушающими, отчего Гвин почувствовала слабость в ногах, колени подкашивались. Она держалась за шею Джошуа так, как облако может держаться за гору. Одна его рука переместилась ей под плащ на ребра, затем стала скользить вверх и вниз медленно и приятно, отчего по ее нервным окончаниям побежали самые разнообразные ощущения. Каскад ощущений! Гвин хотела, чтобы Джошуа коснулся ее и в других местах, более интимных.

Боже, этот мужчина знал, как целовать женщину, как держать женщину. Как неожиданно и как восхитительно!

Так что, когда наконец Джошуа от нее оторвался, Гвин почувствовала острое разочарование. Оно просто огнем горело у нее в горле. Он внимательно осматривал ее лицо в сумерках, которые, к счастью, скрывали их обоих от всех людей, находившихся рядом с гостиницей.

– Он ушел, да? – выдохнул Джошуа.

Ее мозг был так затуманен наслаждением, которое она только что испытала, что Гвин чуть не спросила: «Кто?», но вовремя взяла себя в руки.

Гвин осмотрела дорогу за ними.

– Боюсь, что да, – сказала она, надеясь, что Джошуа не заметит, как дрожит ее голос.

– Проклятье! – Он нахмурился и смотрел на теперь пустую дорогу. – Я увлекся… Я забыл… – Джошуа наклонился, чтобы поднять трость. – Не важно. Я упустил свой шанс.

– Какой шанс?

– Проследить за ним.

– О, да. Правильно.

Гвин прилагала усилия, чтобы не показать ему, как ее обижают его слова и его злость. Как дура, она думала, что их поцелуй что-нибудь для него значит. Ей следовало знать, что это не так. Это же майор Вулф, для которого все происходящее – это только морская операция, даже грохот падающих на мостовую оловянных кружек. Их поцелуй был всего лишь средством достижения цели.