— Она самая, её затравили. Вот по такому же поводу, как и ты попала. Как же достала эта нищета. Как достала! Но ты тут не останешься! — мать решительно встала и пошла собирать вещи дочери.

Дина с ужасом наблюдала суетливые метания матери. Их малюсенький домик-развалюшка на окраине посёлка казался тёплым и уютным до последних событий. Но теперь всё изменилось. Это страшное и опасное место, и вокруг живут озлобленные люди, озлобленные и жестокие. Если взрослую женщину, решившую родить для себя, от заезжего мужика затравили, то уж Дину втопчут в грязь с вожделением, ведь ей все завидуют: «Потому что нельзя быть красивой такой».

А ведь раньше всё было иначе. Но после Перестройки в их посёлке на берегу реки, с красивым бором, асфальтированными дорогами начали строиться богатые горожане. Особняком подальше от местных. Классовое неравноправие, всё по Марксу. Однако шутки шутками, но местное население неприятно страдает, то огород им урежут, то дорогу перекроют. А потом и детки мажоры вошли в силу, и противостояние вышло на новый уровень. Все отличились и местные, и приезжие. Но хуже всего, что местные стали злыми к себе, к соседям, на свою бедную жизнь и на богатство дачников.

Кто-то из сынков богатеньких родителей сделал Динке ребёнка, а травить её начнут свои же. Этого Екатерина допустить не могла. Живот большой, прерывание делать поздно.

— Завтра на первом автобусе поедем в город к сестре твоего отца, она больная, упаду в ноги, буду умолять принять тебя, наши бабы про неё и не знают ничего.

— А ты?

— А мне некуда ехать, дом этот не наш, продать не могу, в городе техничкой работать? Посмотрим, может, и перееду, если найду жильё. Ох, дочка, как же тяжело. Выть хочется.

— Мам, прости, не плачь, — Дина сама плачет. Не ожидала, что так сегодняшняя баня закончится.

Женщины обнялись и сидели в темноте единственной комнаты, слушая неприятный стук старых настенных часов, как метроном отсчитывает последние часы бедной Дины в «родительском» доме.

Утром на пятичасовом автобусе они уехали в город. Кто-то спросил, что так рано. Екатерина сказала, что старшая сестра тяжело заболела, надо ехать ухаживать.

Тётя Галя оказалась тучной пожилой матроной в пёстром халате, невыспавшаяся и до крайности удивлённая неожиданным визитёршам. Картина маслом: «Не ждали!»

В запущенной двухкомнатной квартире неприятный запах старости, Дине тут не нравится до отвращения, даже их домик сияет чистотой. Но если мама решила, значит, так и будет, спорить бесполезно. Интуитивно Динка понимает, что вопрос сейчас решается непраздный, типа погостить у тётки в городе. Нет, вопрос о выживании.

Женщины отправили девочку в комнату, включили телевизор, а сами ушли на кухню. Долго шли переговоры. Наконец, Екатерина вышла и присела на скрипучем диване рядом с дочкой.

— Дина, Галя согласилась тебя принять, но до родов, а потом что-то будем думать. У тебя срок когда, забыла спросить?

— Какой должен быть? — Дина открыла свою полную неосведомлённость по поводу процесса деторождения. Мама Катя вздохнула, хотелось орать, выть, но сама виновата, знала же. Надо было бежать ещё в прошлом году, искать угол в городе, работу. Теперь всё это придётся делать, но поспешно.

Мать шмыгнула покрасневшим носом, в руке зажат мокрый от слёз платок, его в пору уже выжимать. Но эти слёзы никого не турнут. Не стоит их и показывать.

Выдохнула, погладила свою девочку по спине, потом приобняла и поцеловала в висок.

— Через неделю приеду. Гале помогай, деньги я тебе оставлю на жизнь. А сама найду работу, если в нашем магазине работаю, в городе тоже можно устроиться. Жаль, с огорода продукты выручали, но теперь наш участок родственники продадут.