– Вообще-то, еще нет. Как вам известно, ситуация в Новой Азии в последнее время серьезно обострилась, и мы с ним больше заняты военными вопросами. Так что нам было как-то не до обсуждения девушек.

Мама с Мэй расхохотались. Пожалуй, это прозвучало забавно.

– Времени у нас осталось не много, и я хотел бы задать вам еще один вопрос. Какой вы представляете себе идеальную избранницу?

Максон, похоже, слегка растерялся. Утверждать наверняка было сложно, но мне показалось, что он покраснел.

– Честно говоря, я даже и не знаю. Но в этом и заключается прелесть Отбора. В нем не будет ни единой претендентки, которая была бы в точности похожа на другую внешне, вкусом или характером. Надеюсь, что в процессе Отбора, общаясь с ними, я смогу понять, что мне нужно и чего жду от своей избранницы. – Максон улыбнулся.

– Благодарю вас, ваше высочество. Отлично сказано. Думаю, можно с полным правом заявить: не только я, но и все граждане Иллеа сейчас от всего сердца желают вам удачи.

– Спасибо, – сказал Максон, пожимая руку Гаврилу.

Камера не успела переключиться, и зрители увидели, как принц оглянулся на родителей, словно безмолвно спрашивая, все ли правильно он сказал. Но тут в кадре появилось лицо Гаврила, так что их реакцию мы не узнали.

– Боюсь, на сегодня наше время истекло. Спасибо, что смотрели «Вести столицы», и до следующей недели.

Заиграла музыка, и по экрану поползли титры.

– Тили-тили-тесто, Америка и Максон – жених и невеста, – пропела Мэй.

Я схватила подушку и запустила ее в сестру, но мне и самой было смешно. Максон казался настолько скованным и зажатым, что невозможно было представить, как кто-то вообще может быть счастлив рядом с таким пай-мальчиком.

Весь оставшийся вечер я старательно пропускала мимо ушей подколки Мэй, пока наконец не ушла в свою комнату. Мне становилось неуютно при одной мысли о том, что я могу оказаться рядом с Максоном Шривом. Дразнилки Мэй всю ночь крутились в голове и мешали спать.

Разбудил меня какой-то непонятный звук. Делая вид, что сплю, я осторожно обвела взглядом комнату: вдруг залез кто.

Тук-тук-тук.

Я медленно повернула голову к окну и увидела ухмыляющегося Аспена. Я выбралась из кровати, на цыпочках подошла к двери, плотно закрыла ее и защелкнула на замок. Потом вернулась, отперла окно и аккуратно распахнула створки.

Когда Аспен перебрался через подоконник и уселся на кровать, меня обдало жаром, который не имел никакого отношения к по-летнему теплой погоде.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала я, улыбаясь в темноте.

– Я должен был тебя увидеть, – выдохнул он мне в щеку, а потом обнял и увлек на постель.

– Аспен, мне столько всего нужно тебе рассказать!

– Тише. Если кто-нибудь услышит, нам не поздоровится. Просто дай мне на тебя полюбоваться.

Я повиновалась. Мы лежали рядышком неподвижно и молча, и Аспен смотрел мне в глаза. Вдоволь наглядевшись, он уткнулся носом в щеку и волосы. Его руки скользнули от моей талии к бедрам, потом поднялись, и так снова и снова. Дыхание у него участилось, и я тоже вдруг начала задыхаться.

Его губы, прежде легонько щекотавшие мою шею, перешли к поцелуям. У меня вырвался прерывистый вздох, потом еще и еще. Губы Аспена скользнули по шее к подбородку, нашли мои губы и накрыли их, надежно заглушив производимые мной звуки. Я прижималась к нему; наши тела сплелись в торопливых объятиях в жаркой влажной ночи и покрылись испариной.

Это было преступное удовольствие.

Наконец Аспен ослабил свой неистовый натиск, хотя мне совсем не хотелось останавливаться. Но нам нужно сохранять благоразумие. Если мы зайдем слишком далеко и правда выплывет наружу, оба попадем в тюрьму.