Снова вцепляюсь ногтями в его глаз. Он отпускает мои ноги, я ныряю вперёд, почти соскальзываю с плеча.

Совсем близко стол Маши. Нож. Тянусь, хватаю рукоятку.

Волки рычат. Стиснув нож обеими руками, всаживаю его в поясницу похитителя. Лезвие пробивает пиджак и на несколько сантиметров погружается в плоть. Запах крови. Крик. И я лечу головой в пол…

***

Плечо горит. Жар разливается на шею, стекает на грудь. Он просачивается в плоть, вонзается, вгрызается. Не могу пошевелиться. Этот жар – тьма, она проникает в меня через плечо, пытается захватить тело, но я не хочу, не хочу! Нет! Не могу пошевелиться, но будто бьюсь в невидимых путах, беззвучно кричу: «Не смей!» Я не хочу, что бы что-то вползало в меня, не позволю! Представляю, как плоть выталкивает это нечто, сжимается, не пропуская внутрь.

Судорожно вдохнув, открываю глаза.

Почти всё узкое окно занимает огромная луна и лишь краешек – тёмно-фиолетовое небо.

Плечо горит. Руки немеют, они вывернуты вверх. Стоит ими шевельнуть, что-то тихо звякает, и по мышцам бегут противные иголочки проходящего онемения.

Запрокидываю голову: запястья прикованы к металлическим прутьям изголовья полуторной кровати. Звенья наручников в ярком лунном свете мерцают серебром. И как же мерзко колет руки! Даже дышать невозможно, малейший толчок отзывается таким фейерверком ощущений, что невольно зажмуриваюсь. Чтобы скорее закончилась пытка, шевелю пальцами – как же щекотно, как судорожно стягивает жилы, разбегаются новые волны щекотно-тревожных ощущений. Плечо болит.

Наконец кровоток восстанавливается, и я продолжаю оценивать положение. Похоже, под одеялом я голая. Ноги не скованы, но не рискую сбрасывать его с себя – не хочется перед похитителями сразу предстать обнажённой.

Скашиваю взгляд на ноющее плечо: кожа покраснела и припухла. Кажется, там прокол или прокус. Осторожно потираюсь подбородком о ключицу – шершаво и больно. На плече рана, и она не спешит заживать, как укус на руке. Запрокинув голову, высматриваю следы зубов на коже: в лунном свете они кажутся ярче.

Проклятье, во что я впуталась? Какого, а?

Вдохнув и выдохнув несколько раз, осматриваю комнату. Странное в ней только слишком узкое и высокое окно. Оформлена она то ли в ретростиле, то ли в винтажном – не уверена, что есть разница, но изголовье кровати кованое с маковками на столбиках, одеяло стёганое, стены словно обиты морёными досками. Комод у стены нарочито обшарпанный, кресло тоже какое-то несовременное на вид. И под потолком – лампочка Ильича, а я такие в магазине видела с пометкой «Винтаж». Ну и дверь массивная, не то что современные офисные дощечки.

Для сходства с деревенским домиком не хватает плетёных ковриков и нормального маленького квадратного окна. И печки.

Теперь, когда осмотр окончен и мозг освобождён от изучения обстановки, внутренности начинает скручивать страхом.

Где я?

Что со мной сделали и сделают?

Сердце колотится где-то в горле, но я стараюсь дышать ровно: паника – мой враг. Только в спокойном состоянии я могу найти выход… если таковой имеется. А вот последнее – выкинуть из головы. Даже если вас сожрали, у вас два выхода.

Дышать глубоко удаётся с трудом, но необходимость усилий помогает давить страх. Руки дрожат так, что наручники позвякивают о прутья. И ноги дрожат, подёргиваются. Как же страшно. Проблемы с Михаилом вдруг кажутся смехотворными: сейчас бы к нему в машину и умчаться далеко. Если всё повторить, я бы к нему не села. Или не сделала бы такой глупости, как разборки на дороге, или… да не важно, хочется просто исчезнуть отсюда. Вот бы это оказалось просто сном.