Вскоре мы были дома. Бекон сидел у порога, рядом с ним лежал недоеденный эскалоп богатырских размеров. Увидев нас, кот подтолкнул к нам мясо и негромко муркнул: дескать, подзаправьтесь, гулены вы этакие. Кто еще о вас позаботится, кроме несчастного котика, голодающего сиротинушки?

- Спасибо, Бекон, за доброту, за ласку, - вздохнула Петрова и призналась: – Я готова проспать неделю. Не понимаю, как держусь на ногах.

- Не получится, - сказала я, открывая дверь в свою комнату. - Завтра у нас примерка платьев. Гутта, должно быть, шьет, не покладая рук.

Петрова вынула из глубокого кармана своих широких штанов смятые цветочные стебельки и добавила:

- И нам еще протрезвлять Макса и внушать ему вечное отвращение к спиртному. Дел немало, одним словом.

И мы разошлись спать – чтобы проснуться в шесть утра по будильнику, привести себя в порядок, слегка перекусить и отправиться к Гутте. За то время, которое мы провели на кладбище и в подземелье, горожане успели опомниться и смириться с тем, что участницы отбора уже получили приглашения. В городе было спокойно. Единственное, что атаковали девицы и мамаши – модные лавки. На отбор невест съедется множество достойных и благородных гостей: вчера с утра мы отправили студентов на почту рассылать письма - и только дура будет хлопать ушами, а не попробует найти в этой толпе жениха. Возле мастерской Гутты отирались зеваки – эти были исключительно мужского пола и очень хотели увидеть платья из бабочек и лилий. Гутта это прекрасно понимала и наглухо задернула шторы.

Пауль открыл нам дверь – мальчик держал в руке бутерброд с ветчиной и выглядел спокойным и счастливым. Каким еще можно быть, когда у тебя в руке бутерброд, а в душе покой? Сейчас, поздоровавшись с ним и пройдя в мастерскую, я обрадовалась тому, что Эжен все-таки начал отбор невест. Будь иначе, Гутта уже могла бы потерять сына. Кажется, Петрова прочитала мои мысли, потому что негромко сказала:

- Что бог ни делает, все к лучшему. Если бы нам не понадобилась Гутта, то кто знает, что бы уже могло случиться с Паулем.

Мы прошли в примерочную. Там царила веселая суета. Шесть девиц стояли, раскинув руки, и Гутта суетилась, надевая на них почти готовые платья. Кожа девушек была покрыта мерцающим золотым кремом, и бабочки, почувствовав его, раскрывали тонкие крылышки и засыпали. От удивленного восторга мы даже рты открыли. Платья были похожи на жемчужные облака, стекавшие по девичьим телам цветочными лепестками и крыльями бабочек и застывавшие на полу потоками лавы. Гутта действительно была прекрасной швеей: я не сильно разбиралась в высокой моде, но не сомневалась, что платья на отборе невест для Эжена не уступят столичным.

Девушки щебетали и смеялись, глядя на себя в высокие зеркала. Все они сейчас были похожи на сказочных фей, прилетевших в мастерскую. Даже Джен сейчас выглядела довольной.

- Отец сказал, что выпорет меня, если я откажусь от участия, - с грустью призналась она. – А мама добавила, что выгонит из дому. Поэтому я сейчас здесь.

- Но платье-то красивое, - ободряюще улыбнулась я, и Джен улыбнулась в ответ.

- Оно пока единственное, что примиряет меня со всем этим.

Глядя на участниц отбора невест, я почему-то подумала о том, что Берт вчера не предложил нам заночевать в садах Алейны, и мысль об этом уколола меня довольно сильно. Мы две девушки, которые вышли из дома ночью – с нами ведь всякое могло случиться. Покосившись на Петрову, я подумала, что это всякое скорее случилось бы с тем, кто попробует встать на пути у орчанки, чья фигура стремится к идеальной в геометрическом понимании, но все же.