– Нет.

– Что?

– Нет.

Это прозвучало как пощечина.

– Аспен?

– Не понимаю, каким образом я мог тешить себя иллюзиями, что из этого может что-то получиться.

Он снова запустил руки в волосы, как будто пытался избавиться от неправильных мыслей.

– Но ты только что признался мне в любви!

– Мер, я действительно тебя люблю. В том-то все и дело. И не хочу, чтобы ты жила так же, как я. Мне невыносимо даже подумать, что ты будешь голодать, мерзнуть или жить в страхе. Ты не станешь Шестеркой. Я не могу этого допустить.

В горле стоял ком, на глаза навернулись слезы. Нет. Он это не всерьез. Такого просто не может быть. Но прежде чем я успела сказать что-либо, Аспен попятился к выходу из домика.

– Куда… куда ты?

– Я ухожу. Домой. Прости, что так с тобой поступил. Америка, все кончено.

– Что?

– Все кончено. Я больше не приду. Так не может продолжаться.

Я расплакалась.

– Аспен, пожалуйста. Давай поговорим. Ты просто расстроен.

– Я опечален куда сильнее, чем кажется. Но не из-за тебя. Мер, я не могу так. Не могу.

– Аспен, пожалуйста!

Он крепко прижал меня, поцеловал – по-настоящему поцеловал – в последний раз и ушел в ночь. А я не могла его даже окликнуть из-за законов нашей страны, вынуждавших нас скрываться. Не могла в последний раз сказать, что люблю его.

Домашние явно заметили, что в последние дни со мной творится что-то неладное, но, видимо, списывали все на волнение по поводу Отбора. Хотелось плакать, но я сдерживалась. Мне нужно дожить до пятницы. Я надеялась, что после того, как «Вести столицы» передадут имена финалисток, все вернется в нормальное русло.

Я раз за разом рисовала в своем воображении эту картину. Я представляла, как победительницей от нашей провинции объявят Селию или Камбер. Мама, конечно, будет разочарована, но не настолько, как если бы победила совсем незнакомая девушка. Папа и Мэй обрадуются: наши семьи дружили. Я знала, что Аспен должен думать обо мне, как я о нем. И готова была биться об заклад, что он появится у нас на пороге прежде, чем закончится программа, умоляя меня простить его и выйти за него замуж. Конечно, это будет слишком поспешно, поскольку девушкам еще никто ничего не обещал, но он сможет списать все на общую атмосферу дня. В такой день многое прощается.

В моем воображении все устраивалось просто прекрасно и все были счастливы.

До начала «Вестей» оставалось еще десять минут, но все уже устроились перед телевизором. Полагаю, мы были не одни такие, кому не терпелось скорее узнать результаты.

– Я помню, как выбирали королеву Эмберли! О, я с самого начала знала, что она победит!

Мама готовила попкорн, как будто мы собирались смотреть кино.

– А ты сама участвовала в лотерее? – спросил Джерад.

– Нет, малыш, я была на два года младше, чем требовалось. И потом, мне тоже повезло: я встретила вашего папу. – Она улыбнулась и подмигнула.

Вот это да. Мама, похоже, пребывала в отличном настроении. Не помню, когда она в последний раз проявляла к папе такие чувства.

– Ее величество Эмберли – лучшая королева на свете. Она такая умная и красивая. Каждый раз, когда вижу ее по телевизору, хочу стать такой же, – вздохнула Мэй.

– Она хорошая королева, – добавила я негромко.

Пробило восемь часов, и на экране появился государственный герб и заиграл гимн. Я поймала себя на том, что дрожу. Мне очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Сначала король вкратце обрисовал новости с фронта. Прочие объявления также оказались краткими. Похоже, все пребывали в хорошем настроении. Наверное, их тоже одолевало радостное волнение.