— Ну и что?! — сестра капризно надула губы. — Ей, значит, покупаете, а мне нет?!

— А ничего, что обычно наоборот? — прохладно поинтересовалась я.

— Ничего! Мне нужнее! А на тебе платья, как шапка на чайнике!

— Илона, — строго сказала мать, глянув на сестрицу так, что та притихла, — прекрати. Каждый человек прекрасен по-своему. И Ксанка наша — красавица. Она еще там всем покажет.

Сестра недовольно губы поджала и отвернулась, а я благодарно улыбнулась матери. Приятно, когда в тебя верят, несмотря ни на что.

Завтрак продолжился в напряжённой тишине, потом я ушла к себе готовиться к поездке в город, а сестра продолжила скандалить и требовать справедливости, которая в ее глазах выглядела так: ей — все, а мне — ничего. Бедняга, ее просто рвало на части от того, что я не только еду на отбор вместо нее, так меня еще и наряжать собираются. В общем, кричала она, кричала, ногами топала, слезы из себя давила, в итоге все закончилось тем, что сестрица увязалась вместе с нами и выторговала себе шляпку.

Не скажу, что обрадовалась такой компании. Я и так не люблю все эти примерки, а тут еще язва белобрысая под боком вьется и зудит, всеми силами стараясь испортить настроение. Она отпускала язвительные комментарии о моей фигуре, насмехалась, картинно жалела бедную портниху, которая никак не могла замотать меня в кусок голубого атласа и сделать красивую драпировку там, где она должна быть по фасону, а не там, где у меня гуще бока выпирали. Сама примеряла платья, которые идеально садились на точеной фигурке и крутилась передо мной со словами:

— Учись, как надо.

Я держалась, как могла, утешая себя мыслью, что это не может продолжаться вечно. Рано или поздно сестрица выдохнется, потеряет запал и заткнется. Но не тут-то было. Она, наоборот, все больше распалялась, и когда маменька прохаживалась мимо прилавков, подбирая ткани и украшения, сестра всячески позорила меня перед случайно забредшими в салон покупателями.

Ей все-таки удалось выбить меня из колеи, и спустя два часа я мечтала только об одном — вернуться домой и больше никогда и ни за что не ходить по модным салонам. Не мое это, не мое! Мне проще в поле, в венке из ромашек, чем здесь — в шелках и атласе.

***

— Тебе очень идет этот цвет, — умилилась маменька, глядя, как портниха изо всех сил пытается упаковать меня в небесно-голубое атласное платье. Я стояла, уперевшись руками на стол, а мадам Адлер затягивала шнуровку на корсете.

— Выдохни, милая, — произнесла она совсем не ласково, с ожесточением сдувая со своего вспотевшего лица волосы, которые выбились из некогда аккуратной прически.

Я выдохнула насколько могла, мне даже показалось, что живот к спине прилип, а она снова рявкнула:

— Я сказала — выдохни, а не вдохни! — и дернула за шнурки так, что у меня искры из глаз посыпались, пришлось ухватиться за край стола, чтобы не повалиться на пол.

Илона хихикнула и, развернувшись к зеркалу, любовно погладила себя по плоскому животу и гладким бокам. Портниха бросила на нее завистливый жадный взгляд, а потом снова с ожесточением переключилась на меня:

— Не дыши! Не шевелись!

— Может, не надо? — простонала измученно и посмотрела на родительницу, обмахивавшуюся кружевным веером.

— Еще как надо, — прошипела портниха и с громким «хы» снова дернула шнурки, — я, по-твоему, зря тут полчаса потом обливаюсь? Терпи!

Она тоже состояла в клубе славных жен Боунса и была давней подругой маменьки, поэтому особо не церемонилась в выражениях.

— Что ж ты такая объемная, милочка?! Вон, смотри на сестренку свою — любо-дорого смотреть, а уж наряжать ее — одно удовольствие.