Я недоуменно поворачиваюсь назад: вот такого я не ожидала, что будет выпендриваться. Показывать, что знает больше нас, — это пожалуйста, но он пошел дальше — учит препода, как учить нас.

— Вы… да как вы смеете… — запинается аспирант, но весь вид его говорит: порвать готов Яноша.

— Да, собственно, не мое дело…

— А сколько у нас еще пар на этой неделе будет? — вдруг спрашивает Арина у Зайцева.

Аспирант замялся:

— Понимаете, на этой неделе у нас будет международно-практическая конференция, она будет проходить два дня с десяти утра…

— То есть занятий опять не будет? — Солдатенкова уткнулась в телефон, я вижу, что она делает — листает график промежуточных зачетов. — А нам по испанскому так и не перенесли на более поздний срок. Это нормально?

Вот тут даже девчонки вокруг Разумовского заволновались.

— Как не перенесли? Нам же вчера обещали…

— У меня папа уже в деканат звонил, спрашивал, за что он деньги платит…

— Может, потом кино посмотрим?

Я смотрю на Яноша. Он лениво зевает и, кажется, собирается засыпать. Поднял бучу, а сам как бы ни при чем.

— Тихо, тихо! — Не с первой и даже не со второй попытки аспирант успокаивает народ. — Открываем учебники. Алфавит, как вы понимаете, на основе латинского…

Оставшийся час записываем и произносим испанские буквы и слоги. Да, смешно слышать, конечно, друг друга — произносим все с жутким английским акцентом. Так слух режет!

— Вы изучали испанский, верно?

Аспирант очень недобро смотрит на Яноша. Тут даже нам понятно, что у Разумовского более непринужденное, что ли, раскованное произношение, а у препода — слишком вычурное, словно он хочет нам что-то доказать.

— Семь лет.

Зайцев кивнул, прищурил глаза и спросил:

— Фамилия?

— Разумовский.

Я ожидала чего угодно, но не того, что услышала от препода.

— Задержитесь после пары, обсудим ваше обучение. Вам не стоит терять время в этой группе.

— Ага! — Голос у клоуна был донельзя довольным. Сзади раздались разочарованные вздохи, но я не слушала причитания девчонок.

Так вот, значит, чего он добивался! Чтобы его отлучили от занятий, да еще и официально. Аспирант тоже не дурак, зачем ему студент, который знает предмет лучше, чем должен? Клоун наверняка автоматом все получит, лишь бы смуту не вносил. Я покачала головой. Интересно, а с другими преподами у него такое же пройдет?

— Вряд ли! Юль, мне кажется, ты передергиваешь. — Мы с Аринкой и вернувшейся к нам Солнцевой идем из буфета на третью пару — ненавистную латынь. — Понятно, что он может адок устроить бедному Зайцеву, но вот остальным… На латинском его быстро на место поставят.

Я улыбнулась. Да, Нина Васильевна Андреева — это не прыщавый аспирант, который собственной тени боится. Об нее кто угодно зубы обломает.

— Что-то сегодня все задерживаются.

Мы зашли в аудиторию одними из последних, но Андреевой на месте не оказалось, не было и Разумовского. Зато весь его пажеский корпус уже облюбовал сзади правый угол.

— Так, девочки, извините, но я туда. — Ксю рванула в фан-зону, Арине кто-то позвонил на мобильный, и она осталась разговаривать в коридоре.

Ладно, пока вытаскиваю учебник, а вместе с ним и мой чудо-самоучитель. Хочу показать его Андреевой, интересно, что она про него расскажет. 

— Янош! — Сзади раздается радостный визг Янки, его подхватывают еще две девчонки — Таня Осипова и Гуля Юсина. — Иди к нам!

Я и не заметила, как Разумовский объявился в аудитории. Но сразу как-то тише стало. С нами еще две романские группы занимаются, наблюдаю, как девчонки пялятся на наш заграничный экспонат.

— В другой раз, девочки, — неожиданно произносит Янош и, поравнявшись с моей партой, бросает свой рюкзак прямо на мои учебники.