– Монсеньор, – хозяин «Талигойской звезды» задыхался, – я… У меня восемь хороших комнат… Очень хороших, но, монсеньор… Понравится ли вам?

– Моему оруженосцу приглянулась вывеска, – сообщил Рокэ, слезая с коня, – а мы не так уж и прихотливы. Тех, кому не хватит места у вас, отправьте к соседям. Как вас звать?

– Эркюль… Эркюль Гассинэ.

– Обычно вас зовут папаша Эркюль?

– Монсеньор, – в глазах трактирщика трепетало обожание.

– Папаша Эркюль, – Алва протянул трактирщику золотой и мимоходом обнял стоявшую у входа хорошенькую девушку в белом переднике, – согрейте-ка нам с генералом Савиньяком вина. Ричард, устройте лошадей и присоединяйтесь.

Двое усатых дядек с готовностью кинулись к Моро, тот недвусмысленно оскалился, конюхи отступили. Дик, как всегда с опаской, взял мориска под уздцы – от этого змея можно было ожидать всего, но на сей раз Моро повел себя прилично.

Убедившись, что и с ним, и с Соной все в порядке, Ричард отправился на поиски эра, какового и обнаружил в обществе Эмиля и жареного ягненка. Рокэ был весел, пожалуй, таким веселым Дик его еще не видел. Алва бывал злым, сосредоточенным, задумчивым, дерзким, ироничным, но сегодня он радовался жизни, как унар в отпуске. Веселье оказалось заразным – через полчаса Эмиль и Дик хохотали над рассказами Алвы о его сражениях с Арамоной, «учившим» Рокэ обращаться со шпагой. Эмилю тоже было что порассказать о пучеглазом капитане, но Ричард повестью о Сузе-Музе заткнул своих именитых собеседников за пояс. Лаик больше не казалась юноше ненавистной и враждебной – страхи и обиды забылись, зато смешное и веселое стало еще смешнее и веселее. Ричард даже встал из-за стола, показывая, как «плясал» Арамона, увидев подвешенные на крюке панталоны. Следующей историей должен был стать рассказ про монахов со свечами, но на улице раздался шум и топот. Алва, сидевший ближе всех к окну, глянул вниз и поморщился:

– Из Олларии. Надо полагать, торжественная встреча. Только Ги Ариго нам здесь и не хватало.

Это действительно был брат Ее Величества в парадном мундире. Рядом с маршалом Юга гарцевали Лионель Савиньяк и Фридрих Манрик, чуть поодаль сдерживал коня Килеан-ур-Ломбах, а за ним виднелись разряженные гвардейцы. Проэмперадор Варасты плеснул себе вина и залпом выпил, помянув закатных тварей.

Заскрипели ступеньки, и на пороге возник Ги Ариго. Чтобы он ни чувствовал на самом деле, на красивых губах играла самая приятная из возможных улыбок.

– Талиг счастлив приветствовать своих героев. Надеюсь, дорога не показалась вам слишком утомительной?

– Все было так хорошо, – в голосе Рокэ звучала несвойственная ему тоска, – и тут появились вы!

Когда на голову Рокэ Алвы обрушились известия об ожидавших его почестях, Дик стоял за плечом своего эра и не видел его лица, зато он видел Ги Ариго, Людвига Килеана-ур-Ломбаха, Лионеля Савиньяка и готов был поклясться, что люди Чести рады победе. Значит, все правильно, главное – это Талигойя; те, кто ее любит, должны забыть личные ссоры ради отечества.

Героев Саграннской кампании ждали торжественный прием и недельные празднества. Подобного в Талиге не случалось со времен Двадцатилетней войны, и Дику захотелось немедленно увидеть кансилльера, рассказать ему про штурм Барсовых Врат и Дарамскую битву, подтащить за руку к Рокэ и налить обоим вина. Они должны выпить за Талигойю и Ее Величество и помириться! А потом маршал помирится с Килеаном и братьями Катари, все вместе они поставят на место Квентина Дорака и добьются прощения для Робера Эпинэ и других уехавших в Агарис, а без Раканов Талигойя и вправду обойдется. Пусть король глуп и уродлив, зато нет дворянина, который не был бы готов умереть за королеву!