На следующий день мы прибыли в больницу около часа дня и первыми посетителями уже не были. Павлика допрашивал полицейский чин.

– Привет! – улыбнулась я испуганному ребенку, теребившему слабой рукой простыню и с ужасом взиравшему на дядю в форме.

– Вы русские? – испуганно и удивленно спросил больной.

– Да, мы знакомые твоей мамы, точнее, знакомые ее знакомых. Меня зовут Юлия Павловна, а это мой муж, Василий Никанорович.

– Здорово, – прогудел из-за моей спины Ползунов.

– Меня, кажется, арестовать хотят! – заплакал измученный жизнью парнишка. – Помогите!

– Что за чепуха? – я обернулась к стоявшему у меня за спиной и вежливо улыбавшемуся офицеру.

Когда мы вошли, он поднялся со стула и теперь ждал, когда можно будет продолжить беседу. Взглянув в его доброжелательное лицо, я попросила позволить нам поговорить пару минут с больным наедине, что было, в общем-то, излишним, поскольку вряд ли рядовой полицейский с Гоа владеет «великим и могучим».

– Ну, деточка, рассказывай, – ободряюще улыбнулась я Павлику, подсаживаясь к кровати. Василий позаимствовал стул у соседней койки, где лежал и читал книжку пожилой индиец в очках.

Найденный наконец-то сын Наташкиной начальницы набрал в грудь воздух, пугливо оглянулся на дверь и зашептал, тараща глаза от возбуждения:

– Понимаете, такой ужас! Я никогда раньше не пробовал, а тут, на пляже, веселые все такие, добрые, чужая страна… Ну, я и попробовал, я не собирался, понимаете, мы просто мимо шли… А они там сидели, мы и остановились посмотреть. Вы только маме не говорите, ладно, она меня просто убьет!

– Нет проблем. Хотелось бы, однако, понять, о чем не стоит говорить твоей маме?

– То есть как? Ну, об этом… – заморгал глазками этот великовозрастный младенец. – О… костях! – испуганно прохрипел он.

– Считай, договорились. А теперь – на фиг этот политес, выкладывай: что ты натворил?

– Так я же ее проиграл, – застучал он зубами.

Нет, с этим кудрявым херувимом никаких нервов не хватит, подумала я, выжидательно глядя ему в глаза. «Будешь ты продолжать или нет?!»

– Слышь, парень, хватит резину тянуть и глаза закатывать. Мы не твоя мама и не директор гимназии, – не выдержал Ползунов. – Или ты рассказываешь, за что тебя хотят арестовать, или выпутывайся сам, лечение оплачено, – и он сделал вид, что собирается уходить.

– Нет, нет! Стойте! Я же рассказываю – я ее проиграл! – возбужденно зашептал деморализованный Павлик. – Не специально. – И он разразился горькими, со всхлипами, рыданиями.

Индиец на соседней койке давно уже бросил свою книжку и живо наблюдал за нами. На лице его читалось явное неодобрение наших с Василием методов воспитания больного подростка.

– Проиграл вазу? – вкрадчиво и слегка ехидно поинтересовалась я.

– Чего?! – шмыгнул носом Павлик.

– Корову?

– Корову?!

– Нет?

– Что – нет?

– Слушай, парень, кончай издеваться! – потерял терпение Василий. – Или ты говоришь, что проиграл, или – адью.

– Так я ведь и говорю, я Ленку проиграл! – выдавил этот мотальщик нервов и окончательно утратил самообладание.

– Ленку? Подожди. – Кое-что стало медленно доходить до меня: Наташка же говорила, что Павлик приехал отдыхать вместе с подругой, в отеле мы не нашли их обоих… Но о девушке мы как-то сразу забыли, а, видимо, зря! – Так ты говоришь, проиграл ее в карты?! На пляже? Где она сейчас? – напряглась я, предчувствуя недоброе.

– Не знаю. Я пытался за ними следить, а они меня избили и уехали.

– Так я и знал! – шарахнул кулаком по собственной ноге Василий. – Еще вчера, когда его нашли, – что-то, думаю, слишком быстро и без проблем. Ненормально это при нашем-то счастье! – Он нервно тряс головой и все больше заводился.